Жестоким был бой у переправы через Эльвеносский фиорд. Гитлеровцы взорвали мосты и минировали подходы к ним. Снова появились амфибии. Ночью подразделения форсировали фиорд и высадились на западном берегу. Рота гвардии капитана Реклицкого немедленно бросилась вперед, к городу. Стремительный рывок ее был поддержан другими ротами батальона. Под огнем, от которого, казалось, закипала вода, амфибии перевезли несколько тысяч человек.
Город горел. В огне - бумажная фабрика, консервный завод, школы, баня, больница. От кварталов жилых домов остались только печи да трубы.
Еще стреляли из-за углов вражеские автоматчики, когда на улице показалось несколько юношей и девушек в гражданской одежде, с повязками Красного Креста на рукавах.
Они стали перевязывать наших раненых бойцов. Через час я встретил двоих из них: Гаральда Стаугнера и Одда Антон-сена. Они повели нас в бомбоубежище. Пройдя катакомбы, мы вошли в уютную комнату. Здесь было до двадцати юношей и девушек.
- Мы прятались тут во время боев. Ждали русских. Мы решили вам помогать, - говорит Гаральд Стаугнер.
- А где остальные жители Киркенеса?
- Спрятались в большом туннеле в горах. Несколько тысяч человек. Теперь они скоро выйдут!
Эти юноши и девушки хотят сфотографироваться обязательно рядом с нашими танками. К танкам же подходят две женщины в косынках. Обе говорят по-русски, оказывается, наши, угнанные гитлеровцами.
- Фашисты бросили нас в концлагерь, но удалось убежать и спрятаться в бункере. Мы ждали вас и дождались!
27 октября 1944 года
Борис Полевой
Ровесник Родины
Мы познакомились с ним в Карпатах в разгар тяжелого боя, который его дивизия вела уже третий день, штурмуя поросший лесом крутой и обрывистый перевал. Я пришел, вернее приполз, на его наблюдательный пункт, помещавшийся на склоне горы, в скалах, в трехстах метрах от немцев, окопавшихся на соседней горе. Вражеские пули поминутно чирикали над головой и сердито взвывали, рикошетируя о камни. Зато поле боя, развертывающееся за небольшой лощиной на соседнем склоне, было видно простым глазом, и командир дивизии, сидя за скалой, мог видеть на только общие контуры боя, но каждого солдата, каждый идущий в атаку танк.
Момент, когда я к нему прибыл, мало подходил для приема представителя прессы. Понимая, что эти скалистые, поросшие лесом крутые обрывы, за которыми прочно сидела врывшаяся в камни немецкая дивизия, взять не удается, полковник прибег сегодня к излюбленному в русской армии маневру обходу вражеских сил. Он приказал одному полку с приданными ему самоходными орудиями интенсивно штурмовать перевал в лоб, сковывая и отвлекая силы немцев. Лучшие силы двух других полков получили задание незаметно, без единого выстрела, под шум боя обойти перевал справа и слева, подняться без дороги на казавшиеся неприступными скалы и, сосредоточившись у них за спиной, в 4 часа атаковать врага.
Я прибыл сюда в 3 часа 48 минут.
Полковник на миг оторвался от зрелища боя, коротко отрекомендовался:
- Полковник Воловин, командир дивизии.
До боли пожал мне руку своей маленькой, но очень сильной рукой и снова прижал бинокль к глазам.
Пронзительный ветер, дувший в ущелье, как в печной трубе, и несший целые охапки желтых, вялых листьев, доносил из лощины крики "ура". Это полк, наступавший с фронта, шел в атаку. Мы видели, как внизу в долине, перебегая от скалы к скале, ползли, карабкались на четвереньках, но неустанно двигались вперед серые фигурки солдат, как, стоя за нашей спиной на опушке леса, дергались три советские автоматические пушки и как склон перевала весь сверкал красными огнями немецких выстрелов.
Полковник на миг бросил бинокль и схватился за телефонную трубку. Он вызвал к телефону начальника артиллерии и приказал усилить огонь по врагу.
За эту войну мне десятки раз приходилось быть свидетелем чудесной мощи советской артиллерии, но никогда не устанешь восторгаться ее работой. Батареи, расположенные где-то у нас за спиной, открыли огонь. Снаряды с шуршанием полетели через наши головы и на склоне перевала, под скалами, где оборонялись немцы, запрыгали бурые облачка разрывов, такие частые, что перевал через несколько минут затянуло бурым облаком порохового дыма. Полковник Воловин посмотрел на свои часы: они показывали 3 часа 58 минут. Он отдал по телефону еще одно приказание начальнику артиллерии.
Грохот артиллерии стал оглушающим, как будто в горах сорвалась лавина камней.
Полковник теперь не смотрел в бинокль, он смотрел на часы. Он ждал минуты, когда там, за горой, за седловиной перевала, пойдут в атаку посланные им в обход штурмовые батальоны. Полковник смотрел не на минутную, а на секундную стрелку часов, коротенькими прыжками обходившую циферблат. Он был уверен, что атака с тыла начнется точно в 4 часа.
- Неужели вы верите, что они атакуют ровно минута в минуту? - спросил я полковника.
Он ответил не очень приветливо, даже сердито: