Читаем От совка к бобку : Политика на грани гротеска полностью

Для защиты СССР Быков проводит удивительную параллель с Францией:

«Во-первых, никакого «Советского Союза» как монолитного понятия не существует. СССР сталинских, хрущевских, брежневских времен — разные государства. Признаваясь в любви к Франции, мы не имеем в виду постыдный вишистский или кровавый робеспьеровский периоды; не следует на признание в любви или интересе к Франции кричать: «Вы реабилитируете гильотину!» или: «Вы — петеновский коллаборационист!»»

Если уж говорить о Франции как целом, то в параллель ей нужно ставить Россию, а не СССР. СССР — один из периодов в жизни России, который вполне можно уподобить робеспьеровским и вишистским периодам в истории Франции, хотя в России он и задержался гораздо дольше. Если можно любить Францию и ненавидеть робеспьеризм и вишизм, то можно любить Россию, а советский коммунизм недолюбливать и даже ненавидеть. Такова была позиция Бунина, Набокова, М. Булгакова, А. Солженицына, да и многих других величайших свидетелей той эпохи. Точно так же, как можно любить Германию — и ненавидеть Третий рейх.

Скажу страшную и уличительную для себя вещь: я люблю даже то, что называлось СССР. Приведу кусочек из своего эссе «СССР: опыт эпитафии», написанного 26 декабря 1991: «Эсесесер. Сколько оттенков серости рокочут и переливаются в этом слове!… Зато страна эта теперь переселилась в меня. Во мне живет. Напевает вполголоса дивные песни. «По военной дороге… Только ветер гудит в проводах… Где закаты в дыму…»»

Если у вас родители алкоголики, вы можете их любить — и при этом ненавидеть алкоголизм. Можно и даже нужно любить грешника — и при этом ненавидеть грех.

Я ненавижу «первосортную диктатуру» и не считаю ее хоть в чем-то благотворной для страны. Я думаю, что, избери страна другой исторический путь, она бы не оскудела дарованиями, а те, что уже были: Блок, Маяковский, Есенин, Мандельштам, Ахматова… — проявили бы себя более полно, незадушенно. Но я люблю эту страну, я сострадаю ей, потому что она сама губила себя, а зло не приносит радости и счастья. Даже бесам можно сочувствовать, потому что они страдают.

Мчатся бесы рой за роемВ беспредельной вышине,Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…

И мне эта страна надрывает сердце. Но я не готов считать бесов посланниками света.

Тогда встает следующий вопрос: можно ли отделить грешника от греха? Больного от болезни? Быков считает, что нельзя, я же полагаю, что в этом и состоит общая

задача исторического исследования и моральной оценки: отделить человеческое, доброе, теплое в грешнике от самого греха, а грех отбросить и осудить, показать, как он извращал человеческую природу.

Основной вопрос нашей полемики с Быковым: как соотносится то хорошее, что было в СССР, с абсолютным злом тоталитарного государства. Быков считает, что доброе и великое возникло благодаря тоталитаризму, а я считаю, что вопреки ему или независимо от него. Тоталитаризм, как опаснейшая болезнь, действительно, захватил жизненно важные органы. Но можно ли все-таки разделить больного и болезнь? Я считаю, что можно и должно. Этот процесс и называется исцелением, и в истории России он еще не закончен. Чтобы он мог продвигаться дальше, нужно болезнь назвать болезнью, а не особой формой здоровья. И не подыскивать для нее моральных оправданий, которые только загонят ее глубже и сделают неизлечимой.

Конечно, болезнь началась не в СССР, а намного раньше, с Орды, опричнины, крепостничества, с азиатской замкнутости московской Руси и просвещенного деспотизма России петровской. Но СССР — самый тяжелый рецидив этой прогрессирующей болезни. Очевидно, что «путинизация» России, попытка ее частичной (ре) советизации, — это движение по тому же вектору: усиление мощи государства за счет свободы его граждан. И если у Быкова вызывает такое отвращение тускловатая копия, сделанная под копирку, то странно, что его восхищает яркий оригинал. Может быть, стоит взять за основу другую модель и поставить мощь государства в зависимость от растущей свободы и достоинства граждан?

Откуда же у Быкова эта тоска по мощному тоталитарному государству, которое силой своих великих идей будет вытаскивать людей из болота посредственности? Я полагаю, что тотальгия — знак деградации современного общества, и статья Быкова, увы, не лекарство, а симптом болезни. Это знак внутренней пустоты, когда лучшего, вдохновенного ждешь уже не от себя, не от Бога в себе, а от государства и его вождей. Пусть государство железной диктатурой нас подтянет, мобилизует, внесет стройность в наши ряды, а без него мы ленивы, ничтожны, расслаблены. Пусть оно изобразит из себя настоящего злодея и поможет нам стать добрыми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука