От Сталина до Брежнева. Трудный диалог с кремлевскими вождями

«Я должен сказать, что еще ни разу за всю войну, даже в самые мрачные периоды, я не ощущал на себе такой большой ответственности, как сейчас на этой конференции. Теперь, по причинам, на которые указал маршал, мы понимаем, что достигли вершины холма и перед нами простирается открытая местность. Не будем преуменьшать трудности. В прошлом народы, товарищи по оружию, лет через пять – десять после войны расходились в разные стороны. Миллионы тружеников двигались таким образом по замкнутому кругу, попадая в пропасть и затем снова поднимаясь лишь, благодаря своим собственным жертвам. Теперь мы имеем возможность избежать ошибок прежних поколений и обеспечить прочный мир. Люди жаждут мира и радости. Соединятся ли вновь семьи? Вернется ли воин домой? Будут ли восстановлены разрушенные жилища? Увидит ли труженик свой дом? Защита своей страны – доблестное дело, но перед нами еще большие задачи. Нам предстоит претворить в жизнь мечту бедняков, чтобы они могли жить в мире, охраняемые нашей непобедимой мощью от агрессии и зла. Я возлагаю свои надежды на замечательного президента Соединенных Штатов и на маршала Сталина, в которых мы найдем поборников мира и которые, разбив наголову противника, поведут нас на борьбу против нищеты, беспорядков, хаоса, гнета. Я возлагаю на это надежды и от имени Англии заявляю, что мы не отстанем в наших усилиях. Мы неослабно будем поддерживать ваши усилия. Маршал говорил о будущем. Это самое главное. В противном случае океаны крови окажутся напрасными и поруганными. Я провозглашаю тост за яркий, солнечный свет победившего мира».

Сталин ответил. Я никогда не подозревал, что он может быть таким откровенным.

«Я говорю, – сказал он, – как старый человек; вот почему я говорю так много. Но я хочу выпить за наш союз, за то, чтобы он не утратил своего интимного характера, свободного выражения взглядов. В истории дипломатии я не знаю такого тесного союза трех великих держав, как этот, в котором союзники имели бы возможность так откровенно высказывать свои взгляды. Я знаю, что некоторым кругам это замечание покажется наивным.

В союзе союзники не должны обманывать друг друга.

Быть может, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: «А почему бы мне не обмануть моего союзника?» Но я, как наивный человек, считаю, что лучше не обманывать своего союзника, даже если он дурак. Возможно, наш союз столь крепок именно потому, что мы не обманываем друг друга; или, быть может, потому, что не так уж легко обмануть друг друга? Я провозглашаю тост за прочность союза наших трех держав. Да будет он сильным и устойчивым; да будем мы как можно более откровенны».

И затем:

«За группу деятелей, которых признают только во время войны и о чьих услугах быстро забывают после войны. Пока идет война, этих людей любят и встречают с уважением не только им подобные, но также и женщины. После войны их престиж падает, а женщины поворачиваются к ним спиной.

Я поднимаю мой бокал за военных руководителей».

Он не питал никаких иллюзий относительно предстоявших нам трудностей.

«В эти дни в истории Европы произошли изменения – радикальные изменения. Во время войны хорошо иметь союз главных держав. Без такого союза выиграть войну было бы невозможно. Но союз против общего врага – это нечто ясное и понятное. Гораздо более сложное дело – поставленный союз для обеспечения мира и сохранения плодов победы…

Я провозглашаю тост за то, чтобы наш союз, рожденный в огне сражений, стал прочным и сохранился после войны; за то, чтобы наши страны не погрязли только в своих собственных делах, но помнили, что, помимо их собственных проблем, есть общее дело и что в дни мира они должны защищать дело единства с таким же энтузиазмом, как и в дни войны».

Когда мы сидели за обеденным столом в этой сердечной обстановке, Сталин говорил со мной о прошлом. Некоторые его замечания записаны.

«Финская война, – сказал он, – началась следующим образом, финская граница находилась примерно в 20 километрах от Ленинграда (он часто называл его Петербургом). Русские попросили финнов отодвинуть ее на 30 километров в обмен на территориальные уступки на севере. Финны отказали. Затем несколько русских пограничников подверглись обстрелу и были убиты финнами. Отряд пограничников сообщил об этом частям Красной Армии, которые открыли огонь по финнам. Москву запросили об инструкциях. В этих инструкциях содержался приказ дать отпор. Одно последовало за другим, и война началась. Русские не хотели войны с Финляндией.

Если бы англичане и французы послали в 1939 году в Москву миссию из людей, действительно желавших соглашения с Россией, Советское правительство не подписало бы пакта с Риббентропом.

Риббентроп сказал русским в 1939 году, что англичане и американцы – только купцы и никогда не будут воевать.

Если мы – три великие державы – будем теперь держаться вместе, ни одна другая держава ничего не сможет нам сделать».

* * *