– Два обрисованных мной вам политработника не страдали от недостатка ума и воли. В марте 1953-го Хрущев контролировал ЦК партии, Маленков доминировал в правительстве.
Каждый из них имел реальные шансы на верховенство после Сталина. А это нашего полковника категорически не устраивало.
Хрущев с Маленковым состоялись как политработники в двадцатые годы – в годы воинствующего интернационализма троцкистского толка. Бредни троцкистов о вселенском братстве пролетариата и мировой коммунистической революции вошли в их молодую необразованную плоть. И они оба вряд ли с исхода тридцатых и до начала пятидесятых искренне разделяли великодержавную, прорусскую политику Сталина, Щербакова, Жданова и вряд ли не помышляли о реванше троцкизма.
Хрущев с Маленковым никогда не отличались в самостоятельном хозяйственном творчестве. Никогда лично не отвечали за конкретные масштабные проекты: в индустрии, науке, сельском хозяйстве. Их опыт последнего сталинского двадцатилетия – это опыт высокопоставленных политработников-порученцев при Сталине. Самим всё продумывать-просчитывать и самим принимать оптимальные решения с выверенными последствиями – им не было дано. И никто из них в случае захвата высшей власти «не тянул» на эффективное преобразование сталинской системы управления страной. Они эту уникальную систему с её плюсами и со всё более очевидными минусами из-за мусора в их мозгах, рассуждал наш полковник, либо просто законсервируют, либо, не изменяя ее сути, учинят в ней безобразные эксперименты. А и тот, и другой вариант – беда для страны.
Ни мыслью в обществе, как должно, ни экономикой государства, как нужно, Хрущев с Маленковым, по выводам нашего полковника, управлять непригодны. Ну, а чем его привлекал третий претендент на вдруг возникшую вакансию лидера СССР?
Грузинский крестьянин Берия, в отличие от грузинского же крестьянина Сталина, не обитал долгие годы вместе с русскими праведниками и грешниками на подпольных квартирах, в тюрьмах и ссылках, не пропитался раствором русскости и не стал русским националистом. Но Берия, в отличие от Хрущева с Маленковым, в молодые его лета не был заражен и интернационализмом-троцкизмом. В столицах Азербайджана и Грузии – в Баку и Тбилиси – Берия в двадцатые годы, шагая вверх по служебной лестнице в органах госбезопасности, формировался как слуга Советской империи, занятый не усвоением и толкованием идеологических догматов, а решением прикладных задач.
На высоких постах в Москве с 1938-го по 1953-й Берия опять-таки был занят, в первую очередь, практической работой и преуспел в ней значительно. Выдающихся результатов в укреплении могущества страны (чего стоит только создание под его началом атомной и термоядерной бомб) Берия добивался благодаря сталинской системе управления и не мог ее преимущества не ценить высоко. Но он, прагматик до мозга и костей, видел и недостатки этой системы.
Нельзя иметь два центра власти на разных уровнях (ЦК партии и Совет Министров, обком и облисполком, райком и райисполком). Пока Сталин был в Кремле, пока оттуда исходили выверенные директивы, пороки двоевластия не проявлялись. Но Сталина больше нет, и директивы из Кремля уже не будут священны для всех. А без культа Вождя, без трепетного страха перед ним и без веры в мудрость и справедливость кремлевских директив, от Москвы до самых до окраин обязательно единовластие – ответственность только одного центра в столице и в провинции. Надо, чтобы партийный секретарь Иван неудачи в работе из-за его лени и некомпетентности не мог списывать на руководителя советского исполкома Петра, а Петр перед вышестоящими инстанциями не мог кивать на Ивана.
Партия в Конституции – Основном Законе СССР – вообще не упоминалась. Сталин, сложив с себя в 1952-м полномочия Генерального секретаря партийного ЦК и сохранив за собой пост председателя Совета Министров, явно тем самым обозначил суть наступающих перемен в управлении страной: не парткомитеты, а конституционные органы Советской власти – теперь де-факто главные в стране. В марте 1953-го, после кончины Сталина, его установку на единовластие Советов и их исполкомов осуществить мог только натуральный государственный деятель Берия, а не политработники-порученцы Вождя – Хрущев с Маленковым.
Только он, Берия, по природе слуга государства, считал наш полковник, был способен завершить начатую Сталиным реформу управления: вся власть – жесткой вертикали Советов и их исполкомов, партии и ее комитетам – исключительно идеологическая, пропагандистско-просвещенческая деятельность.