От тайны к тайне

Владимир Иванович полностью, что называется, очухался. Он осмотрелся по сторонам, растерянно ох-лопал себя руками по бокам и несказанно удивился, обнаружив, что невесть куда пропали маленький переносной радиоприемник, висевший на ремешке на груди, а также наручные часы с запястья одной руки и наручный же компас с запястья другой. Зато фляга с чаем по-прежнему покоилась на бедре, пристегнутая к ремню.

Грибник прошелся туда-сюда по лесу в поисках пропавших вещей, но нигде не обнаружил их.

Надо так понимать, что тот внеземной умник, который загипнотизировал Владимира Ивановича, а потом, видимо, обследовал его, оказался, ко всему прочему, еще и мелким воришкой. Он нагло свистнул у грибника переносной приемник, часы и компас.

ОТКУДА ВЫСУНУЛАСЬ РУКА?!

А теперь приведу отрывок из "Петербургских воспоминаний" почти напрочь забытого нынче русского писателя Георгия Иванова (1894–1958), эмигрировавшего в 1918 году из России во Францию. Воспоминания опубликованы в конце сороковых годов в Париже.

"Это было зимой во время войны — должно быть, в 1915 году, — вспоминает Г. Иванов. — Мой приятель Вольдемар Шилейко очень нуждался. И когда он неожиданно явился ко мне в одиннадцать часов вечера и начал с того, что пришел просить меня об услуге, я подумал, что он по-товарищески хочет перехватить у меня пять или десять рублей. Точно отвечая на мои мысли, он вынул из кармана скомканную двадцатипятирублевку.

— Вот, — сказал Шилейко. — Деньги есть. Хватит на всё. Возьмем такси. Это далеко, на Охте.

Он путано и неясно объяснил, что от меня требуется.

— Видишь ли… Впрочем, это все равно. Он ждет меня, и если не поехать, то все расстроится. Конечно, я не верю, что он — маг: магия — высокая светлая сила. Если овладеть магией, можно все иметь — славу, деньги, любовь, власть. Но откуда ему быть магом? Он — простой мужик. Кажется, раскольник. Однако какая-то необыкновенная власть у него есть… Только мне не хочется ехать одному. Поедем со мной, пожалуйста. Возьмем мотор и через четверть часа будем там. Если ничего не выйдет, потеряем вечер. А вдруг выйдет?! И деньги есть. Ему надо дать десять рублей… Я потому и прошу тебя поехать, что ты ничего не знаешь. Я-то кое-что знаю и не доверяю себе. Самовнушения со своей стороны боюсь. А ты — другое дело. Увидишь — значит, правда было. Не увидишь — значит, и не было ничего.

— А куда мы едем?

— Едем мы производить магический опыт к Василию Петровичу Венникову, мужу больших познаний… Если и не выйдет ничего, посмотреть на него — и то любопытно. Одевайся.

На Михайловской улице мы взяли таксомотор. Шилейко молчал. Только когда мы были на Охтинском мосту, он спросил отрывисто:

— Пушкинское заклинание помнишь?

— Еще бы!

— Ну-ка, прочти.

Я начал:

— "О, если правда, что в ночи…"

— Не так, не так, — взволнованно перебил он меня. — Не так читаешь. Интонация неверная. Это не обыкновенные стихи, а магические, колдовские. Пушкин сам не знал, что он написал. По существу, он был простой малый, хотя и гений. Всё по поверхности скользил… И вот вдруг взял не умом, а силой гения, договорился до последних вещей, до самой глубины глубин. Вот как надо читать:

О, если правда, что в ночи,Когда покоятся живые,И с неба лунные лучи

Скользят на камни гробовые,О, если правда, что тогдаПустуют тихие могилы,Явись, возлюбленная тень!..

— Перестань, пожалуйста, — сказал с досадой я. — Ты хочешь, чтобы я был беспристрастным свидетелем какого-то опыта, а шипишь и свистишь так, точно сам колдун. Мало ли что может померещиться от одного такого чтения?

Он нервно усмехнулся.

— Ну, от моего чтения ничего не померещится. Это все глупости. Мы же едем нечеловеческое поддеть на крючок…

Дом был одноэтажный, новый. Новенькая вывеска "Столярная мастерская В. П. Венникова" весело сияла в свете автомобильных фонарей.

Сам хозяин открыл нам дверь. И в его наружности тоже не было решительно ничего таинственного. Синяя поддевка, бородка клинышком, ярославские, светлые, с хитрецой глаза.

— Надумали-таки приехать, — протянул он не то недоуменно, не то недовольно. — Я полагал, уже не приедете, час поздний. Ну, все равно, пожалуйте.

Он пропустил нас в чистую большую горницу. Пахло щами и свежими стружками. Чиж спал в клетке.

— Чайку с мороза не прикажете, господин Шилейко? Не желаете? Делом, значит, сразу займемся. Как угодно.

Он вздохнул. Что-то недовольное или недоумевающее опять промелькнуло по его лицу. Как будто не хотелось ему заниматься "делом", за которым приехали мы…

— Садитесь, господа, прошу покорно. Как крещены? — обратился он ко мне. — Георгий — значит Егор. Ну-с, начнем благословясь.

Мы уселись. Хозяин посередине. Справа — я, слева — Шилейко. Накрытый холстом стол смутно белел перед нами. Минуту длилось сосредоточенное неприятное молчание. Потом тихим монотонным голосом, немного нараспев, столяр начал бормотать: