От тёмного истока

Кабинет был не слишком велик — в нём не уместился бы «обкомовский» т-образный стол для заседаний, но и отнюдь не мал — восемь шагов пришлось мне пройти, прежде чем я оказался лицом к лицу с директором отдела по борьбе с биологическими угрозами Организации. По размеру кабинета, конечно, можно было заодно примерно прикинуть вес сей важной персоны и в земных официальных кругах. Получалось прилично — не меньше зам. начальника какой-нибудь некрупной конторы областного масштаба. Шкафы красного дерева вдоль стен, под ногами не какой-то там линолеум, а ковёр с мягким ворсом, массивный стол с фигурной резьбой, традиционные флаги — государственный и областной, а вот между флагами на стене по центру — не обыденный портрет нынешнего президента, а чёрно-белое фото, изображавшее некоего пожилого благообразного господина с весьма пышными белыми усами и бородой.

Человек, поднявшийся мне навстречу из-за великолепного резного стола, был под стать своему обиталищу — уже не молод, но и не слишком стар, гладко выбрит, с прямыми, зачёсанными назад волосами, почти не тронутыми сединой. Безукоризненно белая рубашка, строгий галстук. Черты лица крупные, твёрдые, как будто на памятном барельефе. Это лицо могло бы понравиться, но его портило застывшее выражение строгости — маска начальника, который никогда не забывает, что находится перед подчинёнными и должен соответствовать.

— Здравствуйте, — вежливо сказал я начальнику. — Вы Зиновьев Николай Анатольевич?

— Здравствуйте, — бесцветным голосом ответил тот. — А вы?

— Я Андрей Малинов. Мне сказали, что я должен сегодня явиться к вам…

— Вы почему не представляетесь по форме, товарищ агент? — всё тем же бесцветным голосом спросил Зиновьев (это, конечно, был он).

И опять я почувствовал, что краснею. И опять отнюдь не от стыда. Однако, сдерживая себя, я с отвращением произнёс:

— Агент Малинов по заданию прибыл.

— Я директор отдела по борьбе с биологическими угрозами Организации. Зовут меня Зиновьев Николай Анатольевич.

— Здравия желаю, товарищ директор, — угрюмо произнёс я. Как будто мне в обычной жизни не хватило всей этой игры в солдатики!

— Приветствую, товарищ агент, — и Зиновьев наконец-то протянул мне руку. — А теперь докладывайте.

— Я? — изумлённо спросил я. — Э-э, позвольте, а что, собственно, мне докладывать? Я, в общем-то, пришёл сюда…

— Ваши соображения по делу, товарищ агент. Ваше задание, ваши мысли по его исполнению. Я удивлён, что не вижу в ваших руках письменного доклада, но не будем формальны. Изложите устно.

— Но товарищ директор отдела, я только вчера был проинформирован об этом задании…

— И что? Насколько мне известно, вы имеете представление о характере предстоящего мероприятия, и больше того, вам были доведены рапорты ранее назначенного на эту миссию агента. Так что, опять же, я крайне удивлён вашей некомпетентностью. Как вы предполагаете вообще работать в Организации, если…

Тут я перестал слушать. А Зиновьев продолжал разоряться, всё насчёт моего служебного несоответствия, но только всё это я уже слышал раньше от вышестоящих персон, особенно когда служил в государственных органах, ну и в военкомате вы тоже наверняка слышали подобные вещи, даже если, к вашему счастью, вам не довелось продолжить знакомство с военными в их среде обитания…

Ладно же, подумал я. Тут тебе не военкомат, да и ты мне не начальник. И увольнения мне бояться вроде незачем. Сейчас я тебе устрою. До этого момента бюрократизм и субординация, имевшие место быть в Организации, касались меня лишь вскользь, хотя, конечно, от других агентов я знал, что, как и в любой силовой конторе, здесь был и устав, и дисциплина, и стандартные формы обращений, приветствий, донесений и т. д. Но мой непосредственный начальник Сефирос в общем-то не был склонен к формализму, да к тому же я прекрасно знал, насколько я редкая птица и насколько ценен для Организации со своими способностями. Однако Зиновьев, по видимому, об этом не знал. Или слышал (должен же он был хотя бы поверхностно ознакомиться с личным делом агента, которого собирался использовать в координируемой им операции), но принимать к сведению не хотел. Видал я таких начальничков. Почитателей дисциплины. Но не желающих принимать к сведению ничего, что противоречило бы их взглядам на процесс несения службы. Особенно на процесс несения службы подчинёнными.

На самом деле я ничего такого особенного вроде бы и не сделал. Не плюнул ему в рожу. Не обозвал его каким-нибудь подходящим эпитетом. Матерным, желательно. Хотя хотелось именно этого. После недосыпа. Или чего-нибудь ещё похлеще. Много чего хотелось. Однако я всего лишь подошёл, аккуратно подвинул товарища Зиновьева (он столь опешил в тот момент, что даже не подумал сопротивляться) и уселся в его кресло, закинув ноги на его стол в ковбойской манере.

И посмотрел ему в глаза.