От убийства до убийства

И Гурурадж увидел главного редактора в новом свете. Ему показалось, что вокруг головы старика образовался нимб, состоящий из всего, что он узнал на протяжении своей карьеры, но опубликовать так и не смог; тайное знание это осеняло главного редактора, точно гало полную луну. Такова судьба каждого журналиста нашего города, нашего штата, нашей страны, а возможно, и всего мира, думал Гурурадж.

— Неужели вы никогда ни о чем не догадывались, Гурурадж? Должно быть, это потому, что вы так и не женились. Без женщины понять, как устроен мир, невозможно.

— А вы слишком уж хорошо понимаете, как он устроен.

Они смотрели друг на друга, и каждый страшно жалел другого.

Шагая на следующее утро к редакции, Гурурадж думал: я иду по земле, состоящей из лжи. Невинный человек сидит за решеткой, преступник разгуливает на свободе. Все знают, что это так, и никому не хватает храбрости попытаться хоть что-нибудь изменить.

С этого времени Гурурадж каждую ночь спускался по грязной лестнице ИМКА, безучастно поглядывая на богохульные надписи и похабные рисунки на ее стенах, и шел по Зонтовой улице, не обращая внимания на лаявших, шнырявших под ногами и спаривавшихся бродячих собак, пока не добирался до гуркха, который улыбался ему и приветственно вскидывал старое ружье. Они уже стали друзьями.

Гуркх рассказывал ему о множестве мерзостей, свершавшихся в их маленьком городе, о том, кто кого убил за последние несколько лет, о том, сколько берут судьи Киттура, а сколько — его полицейские начальники. Они разговаривали почти до зари, а потом Гурурадж уходил, чтобы немного поспать перед работой. Как-то раз он, помявшись, сказал:

— Я ведь все еще не знаю вашего имени.

— Гауришанкар.

Гурурадж ожидал, что гуркх спросит и о его имени, ему хотелось сказать: «Теперь, когда я потерял отца, вы — мой единственный друг, Гауришанкар».

Но гуркх просто сидел, закрыв глаза.

Возвращаясь в четыре утра в ИМКА, Гурурадж думал: «Кто он, этот человек, этот гуркх?» Старик несколько раз упоминал мимоходом о том, что был слугой в доме отставного генерала, и Гурурадж вывел из этого, что Гауришанкар служил в армии, в полку гуркхов. Но как он попал в Киттур, почему не вернулся в родной Непал — это так и оставалось загадкой. Завтра я расспрошу его обо всем, решил Гурурадж. А потом расскажу ему о себе.

У входа в здание ИМКА росло дерево ашока[12], и Гурурадж остановился, чтобы полюбоваться им. Свет луны обливал дерево, оно казалось сегодня каким-то другим, словно готовившимся с минуты на минуту обратиться во что-то еще.

«Они для меня не коллеги, они нечто менее животных».

Гурурадж не мог больше выносить даже вида своих товарищей по работе; входя в редакцию, он отводил взгляд в сторону, прошмыгивал к себе в кабинет и, плотно закрыв дверь, принимался за работу. И хотя он продолжал редактировать материалы, которые получал, смотреть на свежий номер газеты ему было уже не по силам. Особенный ужас нагоняло на Гурураджа его собственное, набранное крупным шрифтом имя, и он попросил освободить его от работы, которая прежде доставляла ему наибольшее наслаждение, — от сочинения собственной колонки — и оставить за ним только обязанности редактора. В прежние дни Гурурадж засиживался в редакции до поздней ночи, ныне же покидал ее ровно в пять вечера, торопливо возвращался в свою комнату и валился на кровать.

Ровно в два он просыпался. Чтобы избавиться от необходимости искать в темноте брюки, он спал теперь не раздеваясь. И, почти бегом спустившись по лестнице, выскакивал из здания ИМКА и спешил к гуркху.

И вот настала ночь, когда это случилось. Гуркх больше не сидел перед банком. На его месте оказался совсем другой человек.

— Откуда ж мне знать, сэр, — сказал новый ночной сторож. — Я получил эту работу только вчера, а куда подевался старик, мне не сказали.

Гурурадж бегал от магазина к магазину, от дома к дому, задавая каждому ночному сторожу, какой ему попадался, один и тот же вопрос: что случилось с гуркхом?

— В Непал уехал, — в конце концов сказал ему один из сторожей. — Вернулся к семье. Столько лет деньги на это копил, а теперь уехал.

Гурураджа точно кулаком в грудь ударили. Только один человек и знал, что происходит в городе, и вот он покинул страну. Увидев, как Гурурадж хватает ртом воздух, ночные сторожа обступили его, усадили, принесли ему пластиковую бутылку с холодной водой. Он попытался объяснить им, что связывало его с гуркхом все эти недели, какую утрату он понес.

— Гуркх-то, сэр? — покачал головой один из сторожей. — Вы уверены, что он рассказывал вам все это? Он же полный идиот. Ему в армии мозги покурочили.

— А сарафанное радио? Оно все еще работает? — спросил Гурурадж. — Может кто-нибудь из вас рассказать мне о том, что он слышал сегодня?

Ночные сторожа вытаращились на него, и Гурурадж увидел, как недоумение в их глазах сменяется испугом. «Похоже, они сочли меня сумасшедшим», — подумал он.