От убийства на волосок

Рид раскрыл одну из газет и наткнулся на комментарий: «Четырнадцатилетний подросток сказал, выступая по телевидению, что, начинал с завтрашнего дня, все беды и несчастья современности исчезнут. Эта новость воспринята во всем мире с невероятной радостью и воодушевлением. Подросток Герберт Пиннер, чьи безошибочные предсказания принесли ему всемирные известность и авторитет, на этот раз объявил о наступлении эры всеобщего благоденствия, мира и счастья, эры, которой человечество не знало никогда раньше…»

— Разве это не прекрасно, Герберт? — взволнованно спросил отец. Глаза Пиннера-старшего буквально сверкали. Он дернул Герберта за руку. — Разве это не прекрасно? Неужели ты не рад?

— Рад, — ответил коротко сын.

Наконец, они добрались до отеля, зарегистрировались и поднялись в отдельный двухкомнатный номер на шестнадцатом этаже. Даже на этой высоте до них доносился шум возбужденной толпы, заполнившей улицы.

— Присядь и отдохни, Герберт, — сказал Пиннер-старший. — У тебя усталый вид. Видимо, тебе тяжело далось твое потрясающее предсказание. — Отец некоторое время бегал взад-вперед по комнате, потом, повернувшись к сыну, заметил извиняющимся тоном: — Ты не будешь возражать, сынок, если я отлучусь ненадолго? Я слишком взволнован, чтобы оставаться на одном месте. Хочу посмотреть, что происходит снаружи. — Его рука уже лежала на дверной ручке.

— Пожалуйста, прогуляйся, отец, — ответил сын и глубже уселся в кресло.

Рид и Герберт остались одни. Оба молчали. Пиннер-младший погладил пальцами лоб и глубоко вздохнул.

— Герберт, — вкрадчиво начал разговор ученый. — Я думал, ты не можешь предвидеть будущее дальше, чем на сорок восемь часов.

— Да, это так, — ответил Герберт, не поднимая глаз.

— Тогда как ты смог предсказать все то, о чем ты говорил сегодня по телевидению?

Вопрос, словно камень, брошенный в гладь пруда, погрузился в тишину комнаты. Круги пошли от него в подсознании двух сидевших рядом людей.

— Вам это действительно хочется знать? — спросил Герберт парапсихолога.

Секунду-две Рид пытался уяснить, что он чувствует. Он опять осознал, что ему стало страшно. Он ответил:

— Да, хочу.

Герберт встал и подошел к окну. Он смотрел сквозь стекло, но не вниз, где шумела толпа людей, а выше, на небо, где догорали последние лучи вечерней зари.

— Я бы ничего об этом не знал, если бы не прочел книгу по астрономии. — Герберт отвернулся от окна и заговорил быстро: — У меня возникло предчувствие чего-то очень важного, очень большого. Теперь я знаю, что произойдет. Я прочитал об этом в книге по астрономии.

— Что ты имеешь в виду?! — воскликнул Рид. Голос его был полон тревоги. — Что ты хочешь сказать?

— Посмотрите туда, — подросток указал в сторону окна на линию горизонта, куда только что опустился огромный, красный диск солнца. — Завтрашний день будет совсем иным.

— Ты… Ты полагаешь, что завтра… Завтра…

— Да, завтра Солнце изменится. Может быть, так даже лучше. Я хотел, чтобы люди почувствовали себя счастливыми. Вы не должны сердиться на меня, мистер Рид, за то, что я солгал им.

— Что?! Что ты сказал?! — яростно переспросил парапсихолог. — Ты лгал?! Так что же на самом деле должно случиться? Ты должен, обязан мне сообщить!

— Завтра… Завтра Солнце… Я забыл это слово… Как называют состояние звезды астрономы, когда она внезапно вспыхивает и становится в миллионы раз горячее?

— Рождение новой?! — полуспросил-полувскрикнул Рид.

— Да, новой. Завтра… Завтра Солнце взорвется.

Бруно Энрикес

Исчезнуть во вторник

Дом располагался в окрестностях столицы, жилом районе. К разряду роскошных особняков его бы не отнесли. Вместе с тем дом был не слишком скромным и не слишком малым для одного человека.

Этот человек, хотя и мог позволить себе иметь квартиру со всеми удобствами в центре столицы, предпочитал спокойствие уютного пригорода. Порядок в доме поддерживала проворная служанка, выполнявшая также обязанности кухарки. Несмотря на то, что сегодня был вторник, она наслаждалась неожиданным отдыхом.

Панчита уже привыкла к непредсказуемости своих выходных дней. Но она иногда умела их предугадывать. Если, например, ее хозяин ожидал гостей, разговор с которыми хотел вести строго наедине. Иногда хозяин отпускал служанку по непонятным причинам. Сеньор Фернанд, по убеждению Панчиты, был человек со странностями даже для журналиста, коим он представлялся.

Кроме того, сеньор был иностранцем, кажется, бельгийцем или чем-то в этом роде. Поэтому иногда Панчита обращалась к нему, говоря «месье» или «мюсью», растягивая при этом рот так, что это смешило Фернанда. Для иностранца журналист изъяснялся на испанском очень хорошо, иногда с мексиканским акцентом, иногда с аргентинским или кубинским. Панчита подозревала, что сеньор знает множество и других диалектов.

По правде сказать, сеньор Фернанд, иностранец, журналист и сравнительно молодой человек, не принадлежал к эксцентричным личностям, вопреки сложившемуся о нем мнению. Он был серьезным интеллектуалом. И по другим совсем причинам.