От всего сердца

— Ребятам моим бояться нечего, — сказала Варвара, — а вот он их должен!.. А что на печку загнала, так оттуда виднее будет: скорее поймут.

Она не любила Прасковью, всегда тихую, бесшумную, и никогда не скрывала своей неприязни.

— Ты у нас редкая гостья, в самые злые минуты приходишь.

— Могу уйти, если не по нраву, — вскинулась Прасковья и даже полушалок с плеч перебросила на голову.

— Сиди, какая от тебя корысть! Чтобы наш узелок развязать, крепкие зубы надо…

В сенях зашелестел веник. Варвара прошла к дальнему окну и стала там спиной к двери.

Она повела плечами, услышав певучий распах двери, к ногам подобрался натекший в избу холодок.

— Вернулся, сродничек ты мой!.. — всхлипывая, забормотала Прасковья.

Будто кто зажал ей ладонью рот, стало тихо, и Силантий кашлянул.

— Здорово живете!

Изба ответила ему нежилой тишиной.

— Та-а-к, — протянул Снлантий, было слышно, как он переступил с ноги на ногу, — на измор берете?

Варвара стояла, намертво скрестив руки на груди.

— Что ж это ты затеяла, Варюшка? — запричитала Прасковья. — Не дури, не дури!.. Куда ж ему от дома деться?

Тишина в избе густела. Силантий с опаской ждал, когда заговорит Варвара, глухое, полное скрытой злобы молчание пугало его. Он чиркнул спичкой, закурил.

— Довольно ненависть свою кормить, — заговорил он и присел на скрипнувшую под ним табуретку. — Ну, была у меня слабость — крови боялся. Так ведь я давно кару за это понес. Кровью свою вину смыл… Неужто ты еще старое забыть не можешь?.. Брось, Варя, через год-два все быльем порастет…

Сжав до скрежета зубы, Варвара закрыла глаза.

— Ему ведь, Варюшка, тоже несладко было, — забегая то с одной, то с другой стороны, тычась о Варварины плечи, говорила Прасковья. — Ну, чего ты хочешь? Чего? Хоть слово оброни!.. Одна, что ль, будешь вековать? Или подыскала себе кого?

— Не смей мамке так говорить! — закричал с печки Савва. — Возьми свои слова обратно, а не то я тебя сейчас грохну отсюда валенком!

Прасковья будто подавилась и долго тряслась в деланном кашле. Зашипел брошенный в шайку окурок.

— А-а, вон где вы окопались! — тяжело вздохнув, сказал Силантий. — В одном сговоре с матерью? Давно, поди, поминки по отцу справили? Жалеете, что недобитый пришел?

На печке молчали. Варвара будто вросла руками в подоконник. Как бы она хотела увидеть сейчас лица ребятишек, но не было в ней силы, которая могла бы повернуть ее к Силантию!

Она молчала, и в наступившем зловещем затишье Силантию чудилось, что еще минута-другая — и обрушатся стены, потолок, если кто-нибудь не заговорит.

— Ну, хочешь я на коленки перед тобой за братца стану? — запричитала Прасковья. — Сжалься, Варюшка!.. Какая ты баба!.. Вот не знала, не гадала!.. Пожалей детушек — ни живы ни мертвы сидят!..

Стукнула крышка кадушки, булькнул, утопая ковш: Силантий пил, лязгая зубами о железный край, звучно шлепались в воду капли, пил, словно заливал огонь.

— Ну, ты как хочешь, — голос Силантия отвердел, — а я из своего дома никуда не уйду, вместе добро наживали!

Варвара вздрогнула и медленно повернулась.

— Ах, вон ты как! — отяжелевший, будто распухший во рту язык плохо слушался ее. — Тогда я уйду с ребятами… Мне колхоз другую избу даст!

Тишина истаяла сразу, как воск.

Грузно пройдя к печке, так что тоненько позвякивала при каждом шаге посуда в шкафу, Варвара зацепила ухватом чугун, вытащила его на шесток.

Силантий стащил полушубок, потоптался, не зная, куда положить его, потом повесил на гвоздь.

— Шла бы ты, сродственница, домой, — угрюмовато заметил Силантий, — а то тебя, наверно, заждались…

Прасковья закивала, тая слезы, накинула на голову полушалок. Скоро отправились в школу близнецы, и Варвара с Силантием остались одни.

Оки сидели друг против друга за столом и молча пили чай.

Под вечер, когда постучали в окно, Варвара быстро оделась, запахнула полы праздничного шубнячка, повязала пуховую шаль.

— На гулянку, что ль? — не выдержав долгой, тягостной немоты, нерешительно поинтересовался Силантий.

— На лекцию, в Дом культуры…

— О чем же будут балакать?

— Не знаю. Прошлое воскресенье об атомной бомбе рассказывали, учитель тут как-то на неделе — о небе и звездах…

— Ишь, куда вы забрались!..

Варвара промолчала и вышла. У ворот ее поджидала Груня.

Глава третья

Большой зал Дома культуры был ярко освещен. Под белым потолком искрилась изрядная люстра, унизанная, словно льдинками, прозрачными стеклянными подвесками. По высоким стенам, как отблеск зари, текли алые полотна лозунгов, красочно пестрели плакаты. На одном из них веселый широколицый столяр гнал рубанком желтую курчавую стружку, она бежала вдоль верстака круглыми призывными буквами: «Восстановим!» Среди знамен на стене висел портрет вождя, глаза его — мягкие, прищуренные от обильного света — одобрительно и ласково глядели в зал.

Около оркестровой раковины хлопотала у маленького столика Иринка, заводя патефон. Выбрав из стопки пластинку, она опустила сверкающее жальце иглы. Послышалось шипение, словно потекла в закром сухая струя зерна, и вдруг густой гуд арфовых струн всколыхнул тишину, и вот уже звучал только один голос, нежно упрашивая: