Чудовище рвалось изо всех сил, оно очень хотело получить столь близкую к нему добычу, волкодлак чувствовал мощь иномирянки и очень хотел воплотить ее в своих щенках. Она должна принадлежать ему и все тут. Выбора у Милы уже не было.
Она сидела в углу напротив, вжав голову в колени и трясясь как маленький листик на ветру. Такая маленькая, хрупкая.
- Ты не подойдешь к ней! Не посмеешь! - кричал я неистово рвущемуся с петель зверю! - Она нужна тебе! Ее нужно беречь! Уймись! Ты ее пугаешь!
Но зверь не слушал. Он уже почти выдернул огромные звенья цепи, что были впаяны в скалу еще пламенем самого великого дракона. А страх окончательно завладел Милой, и она бросилась из пещеры со всех ног. Мой зверь забился в приступе ярости и, рванув натянутые до придела цепи, поспешил за ней.
Запах Светозара я учуял сразу и Мила сейчас бежала прямо к нему, но я успел. Мой зверь успел.
Пока разбирался с младшеньким, девку увел Ярогон, он, как всегда, появился в нужное время и в нужном месте, и я даже и не сомневался, что мой верный, старший друг детства, уже понял все правильно и поступит как нужно.
Никогда раньше зверь Светозара не боролся со мной настолько яростно. Он чувствовал необычайно манящий запах девственной самки и готов был на все, лишь бы заполучить ее немедленно. Но мой зверь хотел её не меньше. К тому же, мой зверь был альфой стаи и все остальные волкодлаки всегда повиновались моему зверю по умолчанию. Один мой взгляд для них - закон. Зверь Светозара был первый кто оказывал сопротивление. Да еще весьма яростно. Паршивец изо всех сил стремился завалить моего зверя на спину и перегрызть ему глотку.
Моя человеческая часть приложила нимало усилий, чтобы мой зверь не перегрыз горло брату.
Оставил его полуживым и вернулся к пещере. Зверь не хотел в нее заходить. Он хотел бежать в княжество, к людям. Безприделить. Выпускать свою звериную ярость и продолжить, наконец, свой род. С ней продолжить!
Весна всегда самое опасное и тяжелое время для нас. Весной мы уходим от людей как можно дальше. И сегодня это было как нельзя кстати.
- Успокойся! Она продолжит наш род. Я обещаю! - успокаивал я зверя. - Но ты ее не тронешь и не причинишь ей никакого вреда! Такая находка требует бережного отношения. Ухаживаний. Понимать надо. Если хочешь ее - прояви терпение, волк.
Как это ни странно, волк меня послушал. Успокоился. И всю ночь пел жуткие серенады для своей избранницы, как ни старался я его заткнуть, чтобы ни пугать ее этим жутким воем еще больше, ничего не выходило.
А с восходом солнца, мы со зверем вновь поменялись местами, теперь он задремал на задворках моего сознания. И я поспешил домой. Я всегда спешил в княжество, зная, как плохо переносит в эти ночи мое отсутствие, дочь. Но сегодня, для спешки была и еще одна весьма приятная и волнующая причина.
Я понимал, что ужасно напугал девушку, но готов был приложить максимум усилий, чтобы сгладить ее первое впечатление обо мне.
Ярогон встречал меня за воротами княжества и мой первый вопрос конечно же был о ней.
- Ну как наша гостья? Сильно напугана? Или зла и бушует?
- Она с княжной. И если честно, её приступы, это вовсе не капризы, как мы раньше думали. Ребенок жутко мучается от страха и боли. Она чувствует твоего волка. Твое перевоплощение и муки. Они каким-то образом передаются и ей.
Слова оруженосца стали для меня настоящим потрясением. Я никогда даже и не думал в таком ключе об истериках дочери.
- Как такое возможно?
- Я не знаю. Поговори с девушкой, она должна что-то об этом знать.
- Как она помогала княжне?
- Наложением рук. Гладила княжну вдоль тела судороги, и прошли.
- Судороги? - у меня самого невольно руки и ноги свело.
- Я же говорил - зрелище жуткое, - поверенный удрученно опустил голову. Видимо увиденное весьма его впечатлило. А впечатлить видавшего виды воина, ни так-то и просто.
Пришпорив коня, я во весь опор помчался к терему. Окончательно решив для себя судьбу иномирянки.
Глава 11
В покои Светорады к которым я подошёл, с непривычно колотящимся сердцем. Но меня встретила и окутала теплым, нежным коконом блаженная тишина.
Дочка мирно спала, разметавшись на постели и чему-то сладко улыбалась моя радость. Я впервые видел ее в таком благостном состояние после возвращения из пещер. Обычно, в эти утра ребенок выглядел крайне бледным и измученным. Как после очень тяжелой болезни. Сейчас же, про такое и не подумаешь.
Я облегченно выдохнул. Тяжеленный камень, придавливавший мою душу все эти годы, впервые, не откатился сторону, на время, как раньше, а упал с души окончательно, рассыпавшись в полете на мелкие песчинки. И благодатная тому причина, спала, полулежа рядом, на тахте. =
Я не удержался, подошёл ближе и опустился перед ней на колени, чтобы не рассматривать ее сверху вниз. Хотелось смотреть прямо в ее милое личико.
Белая, чистейшая, без единого изъяна, едва ли не светящаяся кожа. Алые полноватые губы, к которым так и тянет прикоснуться. Длинные, густые, черные ресницы, чем-то неуловимо похожие на крылья вечерних садовых бабочек. Аккуратненький, маленький, носик, закругленный подбородок.