– Я тоже не слишком люблю такие вещи. Не представляю каково, когда приходится делать это все время.
– Еще бы, – лениво отозвалась она. – Ты ведь Пятерка?
В ее устах вопрос прозвучал совершенно необидно. Как будто она интересовалась, принадлежим ли мы к одному клубу.
– Верно, я и есть та самая оставшаяся Пятерка.
– Я запомнила твое лицо. Ты очень мило держалась в аэропорту. Примерно в том же духе, как вела бы себя она. – Адель кивнула на королеву за окном и вздохнула. – Не знаю, как ей это удается. Она сильнее, чем кажется. – Взяв бокал, она сделала очередной глоток.
– Она выглядит царственной и женственной одновременно.
Адель просияла:
– Да, но я не только об этом. Взгляни-ка на нее.
Я посмотрела на королеву. Та то и дело косилась в сторону. Я проследила за направлением ее взгляда. Он был устремлен на Максона. Он разговаривал с королевой Свендвея в обществе Селесты, в то время как один из его кузенов цеплялся за его ногу.
– Из него вышел бы отличный брат, – сказала Адель. – У Эмберли было три выкидыша. Два до него и один после. Это до сих пор не дает ей покоя, она сама мне сказала. А у меня шестеро детей. Я чувствую себя виноватой все время, когда навещаю их.
– Я уверена, что она ничего такого не думает, – заверила ее я. – Готова поклясться, что она наслаждается каждый раз, когда вы приезжаете.
Адель обернулась:
– Знаешь, что ее радует? Вы все. Понимаешь, она видит в вас дочерей. Она надеется, что, когда все это закончится, у нее будет двое детей.
Я снова посмотрела на королеву:
– Вы так считаете? Она держится довольно отчужденно. Я до сих пор даже ни разу с ней не говорила.
Адель кивнула:
– Подожди еще. Она до смерти боится привязаться к вам всем, ведь потом вы все уедете. Как только вас станет меньше, ты сама все увидишь.
Я опять взглянула на королеву. На Максона. На короля. На Адель.
В голове у меня крутилось множество разных мыслей. О том, что все семьи одинаковы, к какой бы касте ни принадлежали. Что каждая мать несет свой груз тревог. Что на самом деле я вовсе не испытываю ненависти ни к кому из девушек, как бы они себя ни вели. Что все здесь, похоже, храбрятся по той или иной причине. И про обещание, данное мне Максоном.
– Прошу прощения. Мне нужно кое с кем поговорить.
Адель продолжила потягивать вино и с радостью отпустила меня. Я выбежала из зала и вновь очутилась на солнцепеке в саду. Оглядевшись по сторонам, я обнаружила, что один из маленьких родственников Максона затеял с ним игру в пятнашки среди кустов. Я улыбнулась и медленно приблизилась.
Наконец Максон остановился и поднял руки, со смехом признавая свое поражение. Все еще веселясь, он обернулся и увидел меня. Когда наши глаза встретились, его улыбка померкла. Он вгляделся в мое лицо, пытаясь определить, в каком я настроении.
Я закусила губу и опустила глаза. Совершенно очевидно, что с тех пор, как исход Отбора стал представлять личный интерес, у меня возникла необходимость справляться с множеством разнообразных чувств, к которым я оказалась не готова. Однако как бы трудно мне ни приходилось, я должна была постараться не вымещать их на других, в особенности на Максоне.
Я подумала о королеве, вынужденной принимать в своем доме одновременно правителей соседней страны, членов своей семьи и толпу чужих девушек. Она устраивала мероприятия и участвовала в благотворительности. Она поддерживала мужа, сына и страну. И за всем этим скрывалась обычная женщина, Четверка, точно так же подверженная всем ударам судьбы, которая, однако же, никогда не позволяла ни призракам своего прошлого, ни горестям настоящего помешать всему этому.
Я взглянула на Максона из-под ресниц и улыбнулась. Он медленно расплылся в ответ, что-то шепнул маленькому родственнику, в итоге постреленок развернулся и побежал прочь. Максон поднял руку и потянул себя за ухо. И я повторила его жест.
Глава 20
Родственники королевы провели во дворце еще несколько дней, а гости из Свендвея – целую неделю. Они даже появились в «Вестях столицы», участвовали в дискуссии про международные отношения и про меры, которые необходимо принять, чтобы упрочить мир в обоих государствах.
Я жила во дворце уже месяц и чувствовала себя совершенно как дома. Мое тело освоилось в новом климате. Ощущение тепла было божественным. Я словно оказалась на каникулах. Стоял самый конец сентября, и по вечерам стало уже довольно прохладно, но все равно намного теплее, чем в краю, где я выросла. Бесконечные дворцовые коридоры перестали быть загадочным лабиринтом. Перестук каблуков по мраморному полу, звон хрустальных бокалов, стража, печатающая шаг, – все это теперь казалось таким же обыденным, как негромкое гудение холодильника в кухне или стук мяча Джерада дома.