После этого заявления ни о каком спокойствии, конечно, речи не идет Юмаат заходит в свой виртуальный кабинет и пытается подключиться к видеокамерам, но многие не активны и снабжены пометкой «На ремонте».
Сознание возвращается ко мне очень и очень некстати. Вот только что я была не в себе, стены плясали, и мне казалось очень смешным, что я пролила на себя огромную чашу молочного коктейля, и теперь Леонхашарт отмывает меня в душе, потому что ноги у меня разъезжаются, в руках слабость, голова идет кругом и мне просто забавно его дразнить, закрывать пылающие глаза ладонью и брыкаться, пока он поливает меня лейкой и пытается тереть мочалкой вслепую.
— Щекотно, щекотно же. — хохочу я, повисая на его сильной руке и думая, можно ли прощекотать его сквозь броню.
— Настя, ну пожалуйста, осторожнее, — просит Леонхашарт, удерживая меня за бедра. — Ты можешь удариться. Настя…
Ноги скользят по мокрому дну, я хватаюсь за рог Леонхашарта, и в ладонь будто впиваются тысячи маленьких иголочек, как на ковриках-массажерах, на которых предлагается лежать или стоять. По телу пробегает горячая волна мурашек, обжигает нервы. И вдруг на меня снисходит осознание происходящего.
И то, что я обколота какой-то гадостью.
А Юмаат прячется где-то в квартире.
Я вела себя, как пьяная.
И ночевала у Леонхашарта.
Но главное: я сейчас голая. Полностью. В его ванной комнате, в его руках, и Леонхашарт уговаривает меня помыться, точно маленького капризного ребенка.
Ужас.
Быстро отпускаю рог. Призрачные иголочки все еще покалывают, хотя поверхность рога гладкая до блеска. Нет на этих рогах иголок, есть что-то другое, от чего рука немеет до локтя и уже даже выше.
— Вот так, хорошо. — хвалит меня Леонхашарт за то, что не брыкаюсь.
Обычно я не краснею, но от осознания этого всего мне и особенно голове становится так жарко, что уверена: я красная, как свекла.
Поворачиваю голову к зеркалу: нет, не покраснела, так, слабенький румянец. А вот глаза вытаращенные и перепуганные.
Так…
Так…
Как из этой неловкой ситуации выбираться?
Нет, ну я, конечно, не полностью в случившемся виновата, но… объясняться за это все, обсуждать случившееся… Что-то страшно, хотя я не из трусливых. Неловко — слишком неловко, чтобы это не насторожило: это что, у меня к архисоветнику особое отношение, раз он меня так смущает?
— Настя, вот видишь, ты можешь быть хорошей девочкой, — замечает Леонхашарт, поливая меня теплой водой и смывая остатки пены и сладкого коктейля.
Умею. Иногда.
Из шкафчика Леонхашарт достает огромное белое пушистое полотенце. Я такие только в фильмах видела — там, где показывали наикрутейшие отели. Желание выхватить полотенце победить не успевает — Леонхашарт нежно накрывает им мои плечи, промакивает ключицы… застывает. Только хочу рыкнуть, чтобы не пялился на мою грудь, но он сдирает с моей ключицы что-то липкое: кружочек телесного цвета с капелькой металла в центре.
Это один из датчиков Юмаат.
Леонхашарт подносит его ближе к лицу, и его глаза ярко вспыхивают:
— Юма!
В следующий миг он отбрасывает полотенце и скользит пальцами по моей шее, поглаживает за ушами, шею сзади, плечи. Сковыривает датчики и мягко ощупывает меня дальше. Лучше бы я в себя не приходила, потому что… руки у Леонхашарта нежные, их прикосновения — это что-то с чем-то.
Он прижимает меня к своей рельефной груди, чтобы проверить спину, и это интимно до звездочек перед глазами, до дрожи, даже через броню я чувствую, как часто колотится сердце Леонхашарта. Не будь этого препятствия, мы бы уже не датчики искали.
На пояснице руки Леонхашарта нерешительно застывают, он дышит часто и шумно, я тоже. Так, пора сознаваться, что я очнулась и сама могу датчики искать, но пока я облизываю вдруг пересохшие губы, Леонхашарт решается и спускает ладони ниже.
ГЛАВА 16
Ну все, я теперь ни за что не признаюсь, что в здравом уме и твердой памяти позволила себя так схватить. Правда, Леонхашарт изумительно деликатен: ни секунды не трогает дольше необходимого, сковыривает датчик и проверяет меня до самых пяток дрожащих ног. Да я вся дрожу.
И если бы Леонхашарт не был в таком же состоянии, как и я, он бы сообразил, что мое поведение вернулось в норму.
Ну как вернулось… в норме я бы сразу отправила его за дверь. А так стою вся разморенная, горячая и позволяю неловко вытирать мою грудь. Наверное, не все еще из меня выветрилось.
Ладно, с собой следует быть честной: мне приятно.
И завершения карантина я уже боюсь: если в шлеме Леонхашарт такой крышесносный, то что же будет, когда он предстанет во всем своем великолепии?