Гатанас дёргает ворот брони, но клёпки не поддаются, не желают освободить его горло от удушающей эластичной стойки. Пальцы слишком слабые. И руки тяжёлые, ноги. Холодный пот выступает на висках Гатанаса, он потерянно озирается, пытаясь понять, почему вдруг тело отказывается слушаться.
Новая волна боли заставляет его согнуться к столу и испуганно застонать.
– На по-мощь, – еле слышно шепчет он, пытаясь встать, и падает на белоснежный пол.
Прежде Гатанас считал, что в критической ситуации, в случае угрозы жизни он будет думать только о долге, лишь о том, как сохранить все родовые артефакты, навечно изгнать Безымянный ужас из Нарака и вернуть семьям архидемонов их великую магию, но сейчас, в это самое мгновение, когда он корчится на полу, он больше не думает о долге, особом предназначении Аведдинов, разрушенных планах. Вся его личность разбивается, исчезает перед лицом страха.
Панического страха смерти.
Мир Танош – это сочетание магии и технологий. Это блеск научных городов в поясе благоприятного климата и зелень сельскохозяйственных регионов. Это высотные здания с ячеечной передвижной структурой, монорельсовые дороги, роботы, роскошь высших научных каст и скромность каст нижних.
Это синее небо и яркое солнце, ковёр пронизанной строениями зелени до самого горизонта.
Мад сидит в кресле на балконе высокого кланового дома и задумчиво смотрит на блестящий горизонт. Ветер теребит расшитый серебром подол его одеяния.
Лисса с двумя стаканами сока появляется бесшумно, потоки воздуха подхватывают её светлые пряди, широкие белые рукава накидки, юбку.
– Тебе здесь нравится? – спрашивает она, оправляя цветастую подушку на соседнем кресле и присаживаясь.
– Здесь нет миледи Юмаат, и это определённо плюс. Спасибо, – благодарит Мад, принимая один из стаканов. – Но очень жаль, что меня не допускают к исследованиям – это наверняка интересно. Надеюсь, мою заявку на гражданство примут, а там и на работу.
«Только бы не как подопытного кролика», – мрачно думает Лисса.
Они договорились не рассказывать о своей демонической магии, чтобы не попасть в лапы учёных, имевших дело только с эёранской. Но сердце Лиссы стынет от тревоги: вдруг Мад в надежде стать учёным продемонстрирует необходимую для этого магию? Она-то знает, что как её гостя Мада впереди ожидает лишь праздная жизнь. Как и её саму – бездарную. Если бы в Нараке было безопаснее или здесь признали демоническую магию без экспериментов над парой носителей, всё было бы проще…
– Тебя что-то тревожит? – Мад, оказывается, пристально наблюдает за её лицом. В солнечном свете, чуть загоревший, в дорогих одеждах, он очень привлекателен. Настолько, что даже одарённые сёстры Лиссы, которым пристало иметь дело лишь с такими же одарёнными, обращают на него пристальное внимание, кокетничают.
От внимательного взгляда Мада к щекам Лиссы приливает жар.
– Наши друзья, – кратко поясняет она и отворачивается к горизонту. – Волнуюсь, как они там.
– Ну, Манакриза и Анастасия девушки боевые, полагаю, у них всё в порядке…
Подземелья планеты Онриз – не самое дружелюбное место. Большая их часть укрыта тьмой, и разные существа с разными намерениями бродят по бесконечным тоннелям. За освещённые поселения и ресурсы бесконечно сражаются нанятые протекторатами военные кланы. Здесь каждый выживает, как может.
– Это… точно съедобно? – от вопроса зажавшего нос Шаакарана у Манакризы готово дёргаться уже всё.
Она закатывает глаза. Её лицо, озарённое химическим огнём горелки, больше подходит фильму ужасов. Впрочем, как и это полуобвалившееся помещение в перекрестье тоннелей, глухая темнота, подозрительные скрипы, шелест сквозняков, обломки камней и заваленный землёй пол.
– Нет, несъедобно, – отвечает она, отодвигая от горелки кусок проволоки с нанизанными на него круглыми грибами. Подув на слегка закопчённый обед, надкусывает один из сморщенных шаров. Воняет и впрямь знатно, но зато сытно. И заставляет вспомнить завтраки в наракской столовой…
– И долго мы будем здесь торчать? – ворчит Шаакаран.
– Если твои родственники не пошевелятся, чтобы тебя спасти, то долго, – повторяет Манакриза раз так в тцатый.
Нахохлившийся Шаакаран оглядывается по сторонам. Но их обступает тьма, и за пределом круга света от химической горелки не видно ничего.
Свободной от зажимания носа рукой Шаакаран держит дубинку из схрона Манакризы.
– Я есть хочу, – жалобно сообщает он.
– Еда вот! – Манакриза помахивает проволокой с вонючими грибами.
У Шаакарана очень-очень несчастный вид, голубые глаза прямо… огромные:
– Я не могу это есть.
– Не мои проблемы.
– И что, совсем нет вариантов? – у Шаакарана подрагивают губы, он делает ну совсем несчастный вид, но под пристальным взглядом Манакризы садится ровнее и расправляет плечи.
И отодвигается от неё, хотя в этой чужой темноте отодвигаться далеко ему страшнее, чем сидеть с Манакризой рядом и ощущать волнующее тепло её тела сквозь одежду.
– Что? – настороженно интересуется он.
– Да вот думаю, что если рога тебе убрать, ты же красивый.