Отчаяние

Однако, когда они объявляют, что всякое знание – за рамками, которые они сами установили, – губительно для душевного здоровья и цивилизации, и что некая самозваная культурная элита вправе заменить его доморощенными мифами, чтобы наполнить человеческую жизнь облагораживающим – и политически удобным – смыслом… они превращаются в худшего разбора цензоров и социальных инженеров.

Я вдруг заметил, что тонкие руки Мосалы дрожат; она завелась куда сильнее, чем я предполагал. Я сказал:

– Уже почти девять, но, может быть, у вас будет время продолжить после лекции Буццо?

Де Гроот тронула ее за локоть. Они склонились друг к другу и довольно долго шептались.

Мосала сказала:

– Интервью назначено на среду. Извините, но у меня больше нет времени.

– Да, конечно.

– И все мои последние замечания не для записи. В фильм они не войдут.

У меня упало сердце.

– Вы не шутите?

– Мы встретились, чтобы обсудить расписание съемок. Все сказанное мной здесь – не для обнародования.

Я взмолился:

– Все будет в контексте. Дженет Уолш лезет из кожи, чтобы вас оскорбить, и на пресс-конференции вы держитесь холодно, спокойно, но потом подробно высказываете свое мнение. Что тут плохого? Или вы хотите, чтобы «Смирись, наука!» цензурировала вас?

Мосала на мгновение прикрыла глаза и ответила, тщательно выбирая слова:

– Да, это мое мнение, от которого я не отказываюсь. Однако я вправе решать, кому его слышать. Я не хочу еще больше распалять этих мракобесов. Пожалуйста, уважайте мои желания и пообещайте, что не используете этот фрагмент.

– Необязательно решать сейчас. Я пошлю вам предварительный вариант…

Мосала подняла руку.

– Я подписала с Сарой Найт соглашение, по которому могу наложить вето на что угодно и без всяких объяснений.

– Если так, это ваше соглашение с ней, а не с сетью.

Мосала нахмурилась.

– Знаете, что я собиралась у вас спросить? Сара сказала, вы объясните, почему так внезапно перехватили ее проект. Она проделала столько работы и вдруг сообщает коротко: «Я не снимаю фильм, новый режиссер – Эндрю Уорт, он и объяснит, почему».

Я сказал осторожно:

– Боюсь, что Сара Найт ввела вас в заблуждение. ЗРИнет официально не поручала ей готовить фильм. А обратилась к вам именно ЗРИнет, не Сара. Это не ее личный проект, который она предложила сети. Это – проект ЗРИнет, который она хотела получить и поэтому угробила кучу времени, чтобы его добиться.

Де Гроот спросила:

– Но как такое вышло? Столько стараний, столько подготовки, столько энтузиазма… и все зря?

Что ответить? Что я отнял проект у женщины, которая всецело его заслужила, чтобы получить оплачиваемый отпуск на Тихом океане, подальше от ужасов серьезной франкенштухи?

Я сказал:

– Правление сети – свой особый мир. Если бы я знал, как они принимают решения, я бы, наверное, стал одним из них.

Де Гроот и Мосала смотрели на меня с молчаливым недоверием.

12

«Технолалия», главный конкурент ЗРИнет, раз и навсегда окрестила Генри Буццо «чтимым гуру физики двух тысячелетий» и частенько намекала, что пора бы старичку на покой, освободить место молодежи, которой полагаются более динамичные штампы: вундеркинды и хулиганы, «весело скользящие на новой волне бесконечномерного допространства». (Лидия считает «Технолалию» дебильной – «один зад и никаких мозгов». Не спорю, но мне частенько кажется, что ЗРИнет скатывается туда же.) Буццо получил Нобелевскую премию в 2036 году вместе с семью другими создателями стандартной объединенной теории поля, и он же теперь старается опровергнуть или, по крайней мере, превзойти ее. В начале двадцатого века были два физика, отец и сын: Джозеф Джон Томсон установил существование электрона как отдельной частицы, Джордж Томсон показал, что электрон может вести себя и как волна. Он не зачеркнул то, что сделал отец, только расширил его взгляд; без сомнения, Буццо собрался лично повторить этот подвиг, не дожидаясь помощи сына.

Буццо восемьдесят три; он высок, лыс, весь в морщинах, но дряхлым не выглядит. Говорил он с блеском; слушатели – специалисты по ВТМ – то и дело разражались хохотом, однако для меня даже шутки оставались китайской грамотой. Во вступлении прозвучало много знакомых фраз, много уравнений, которые я прежде видел, но, едва Буццо начал что-то с этими уравнениями делать, я потерял всякую нить. Периодически он показывал графику: светло-серые завязанные узлом трубки, расчерченные в зеленую клетку, обвитые алыми геодезическими линиями. Из точки возникали тройки взаимно перпендикулярных векторов, ползли вдоль петли или узла, то сжимаясь, то вырастая. Едва мне начинало казаться, будто я понимаю диаграмму, Буццо презрительно отмахивался от экрана и говорил что-нибудь вроде:

– Я не могу показать вам самое главное, то, что происходит в пучке линейных систем отсчета, но, думаю, вы без труда представите сами: просто вообразите, что эта поверхность – двенадцатимерная…