Отчаянное путешествие

Но вот силы начали покидать меня, рука дрогнула, и змея, вырвавшись, исчезла среди скал. Я сел и сразу же задремал, но не надолго — что-то подстегивало меня, побуждая пересечь остров, пока я был в состоянии идти.

Пройдя еще двадцать ярдов, я набрел на одинокую кокосовую пальму. Пальма была невысокая — футов двадцать пять, не больше. Я увидел на ней десяток зеленых орехов, сок которых прекрасно утоляет жажду. Обхватив ствол дерева, я поцеловал его и громко закричал от радости. Здесь я мог остаться до тех пор, пока не окрепну.

Но вскоре радость сменилась горьким разочарованием. Хотя орехи висели в каких-нибудь двадцати футах над головой, я не мог до них добраться. Не в силах залезть на дерево, я попытался сбить орехи палкой, но только вывихнул руку, и она бессильно повисла вдоль тела. Отказавшись от борьбы, я прилег у дерева и заснул.

Проснувшись через несколько часов, я пошарил около пальмы и нашел старый высохший орех. Мой нож, хоть и ржавый, был достаточно острым, но, даже будь он острее бритвы, пользы от него было бы мало. У меня не хватало сил разрезать орех.

Тогда я попытался его разрубить. Казалось, прошли долгие часы, прежде чем мне удалось загнать нож в твердую кожуру на какой-нибудь дюйм. Руки у меня болели от напряжения. Еще дюйм — и я доберусь до мякоти! Но я не мог пошевельнуться. Бессмысленно глядя на орех, я начал дремать. Тогда я отшвырнул орех и лег на спину. На этот раз я проспал почти сутки, ни разу не проснувшись. Утром я почувствовал себя еще слабее, чем накануне. Рядом валялись нож и сморщенный орех. Схватив нож, я снова начал ожесточенно рубить кожуру. Через несколько минут я выбился из сил. Пальцы свела судорога, и невозможно было ими пошевелить. Я знал, что, прорезав кожуру на какой-нибудь дюйм, смогу добраться до прохладного, освежающего сока. Я схватил орех и стал колотить его о скалы до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание, потом уронил орех и повалился на землю.

На третий день я по-прежнему не нашел ничего, кроме неровных скал да непролазной чащи. Язык у меня распух и одеревенел, больное колено почернело. От коралловых ядов, о которых я и не подозревал, на руках и ногах появились язвы.

Я лежал в сотне шагов от моря и, слушая шум волн, плескавшихся о размытый берег, думал о том, что скоро совсем не смогу волочить ноги и что единственная надежда спастись — это вернуться к берегу и ждать, пока не появится какой-нибудь путник. Пошатываясь, я встал на ноги и побрел к морю, спотыкаясь, падая, ничего не замечая, кроме монотонного шума прибоя.

Наконец я увидел футах в двадцати внизу небольшой грот с полукруглым песчаным пляжем. Свежий ветер — в море при таком ветре пришлось бы брать рифы — гнал по берегу тучи песка. Отлив обнажил скалистое дно залива и длинный коралловый барьер. От моей яхты не осталось и следа. Море и скалы, очевидно, доконали ее. На берегу кое-где валялись мелкие обломки. Я лег на камни и сразу заснул.

Проснулся я от шума, не похожего на грохот волн. Взглянув вниз, я увидел трех ребятишек, взволнованно бегавших по берегу. Ребятишки были темнокожие, с густыми короткими волосами. Они сновали прямо подо мной и веселыми криками встречали каждую чудесную находку.

Я свесил голову вниз и хотел крикнуть: «Эй, сюда!» — но вместо этого из груди у меня вырвалось какое-то странное, глухое клокотание. Ребятишки огляделись, потом подняли головы. Лица у них перекосились от страха, глаза округлились, и, бросив свои трофеи, они пустились бежать со всех ног.

Все произошло так мгновенно, что я испугался: а вдруг мне это почудилось? Но на песке остались следы, и это меня успокоило. Теперь, по крайней мере, хоть кто-то обо мне знает.

Я опять уснул, но часто просыпался и смотрел в сторону того мыса, за которым скрылись ребятишки. Прошло несколько томительных часов. Прилив затопил пляж. Под напором свежего ветра вода клокотала у подножия скалистой стены, и брызги взлетали высоко вверх, оседая на кустах и лианах.

Внезапно я услышал громкие крики и взглянул вниз. Вдалеке показалась лодка, в которой сидело шесть юношей. Они плыли, ловко отталкиваясь шестами от мелкого дна. Я окликнул их, став на одно колено, чтобы удобнее было смотреть; они подозрительно уставились на меня. Теперь нас разделяло не больше тридцати ярдов.

По-видимому, до тех пор им не часто приходилось встречаться с белыми. Я догадался, что в деревне недоверчиво отнеслись к рассказу перепуганных малышей и послали этих юношей разузнать обо мне подробнее.

Я знаками попросил их войти в бухточку, чтобы можно было опуститься к ним по скалам. Они храбро попытались ввести неустойчивую лодку в узкий проход, но не смогли сделать это — порывистый ветер, прилив и бурные волны оказались сильнее их.

Дружелюбно улыбаясь, они объяснили, что не могут войти в бухту, и предложили мне перебраться на утес, стоявший у берега, футах в сорока от меня. Оттуда я мог бы спрыгнуть в лодку. Стоило мне добрести до утеса — и я был бы спасен. Я хотел встать, но не смог, и островитяне увидели, как я беспомощен.