Отдаленные последствия. Том 1

Я написал ей пространное письмо, в котором ставил вопрос о законодательном закреплении учета психологического состояния жертвы преступления и – что не менее важно! – ее близких. В ответ я получил предложение нанести ей визит и просьбу предварительно позвонить и согласовать время. Коротко и официально. Через два дня я впервые пришел к Светлане Валентиновне домой. Рассказал ей свою историю, умолчав, само собой, о трех совершенных мною казнях. Мой личный план не имел никакого отношения к вопросам, которые я задавал Стекловой: почему горе от внезапной потери близкого человека компенсируется государством в размере трех дней «на похороны», а потеря работоспособности и профпригодности в результате шока и стресса не учитывается вообще никак. Мне, много лет прослужившему сначала в милиции, потом в полиции на оперативной работе, было отлично известно, что, когда речь идет о человеке, погибшем в результате преступления или несчастного случая, эти пресловутые «три похоронных дня» никогда не совпадают с первыми, самыми страшными, днями, когда нужно осознать, пережить, принять, а внутри тебя все сопротивляется, цепляется за воспоминания, за иллюзии. Когда ты готов думать о ползущей по стене мухе, только чтобы не вспоминать о своей потере, в которую невозможно поверить. Когда ты в буквальном смысле слова теряешь сознание от душевной боли, от непереносимости внезапной утраты. Следователь должен выдать разрешение на захоронение, а это возможно только после проведения судебно-медицинской экспертизы. От мгновения утраты, первого шока и периода острейшей боли до «трех похоронных» проходит в самом лучшем случае неделя, а бывает, что и два-три месяца. Вроде бы считается, что тех трех дней, которые человек имеет право не работать без потери заработка, вполне достаточно, чтобы прийти в себя. Может, и так, но это касается случаев некриминальной смерти. Да и то не всегда. Я ведь помнил себя после смерти Ванечки. Какие там три дня, вы что?! Мне снесло крышу всерьез и надолго. Но в случаях смерти от рук преступника никто не освобождает близких потерпевшего от необходимости работать, а «похоронные» когда еще наступят… Таксист, содержащий неработающую жену и малолетних детей, не может позволить себе не выйти на линию, осесть дома и предаваться своему горю. Врач, назначивший операцию, необходимую для спасения жизни больного, не может ее отменить со словами: «Да пусть помирает, мне какое дело? Ах, кроме меня никто не сделает? Меня некем заменить? Ничего не знаю. У меня горе, я не могу работать, хотите – увольняйте за прогул». И так далее.