Отделенные

– Видимо, чтобы не бросалось в глаза. Есть еще поправки, в которых нелюди прямо не упоминаются, но… Я выписал все, показавшееся мне сомнительным, сюда, милорд.

Наместник подвинул к Эйсгейру исписанные листки.

Читая их, рыцарь не впервые подумал, что прапрадед нынешнего короля зря оставил периамцам самоуправление. Впрочем, Периам ведь не завоевывали – расположенная почти в центре Иалона страна была прекрасно защищена со всех сторон горами и Темными Чащами. Периам, наряду с Северными землями, вошел в состав Королевства людей добровольно и теперь существовал как его часть в рамках унии: один правитель, но государства как бы разные. И законы в них могли отличаться. Собственно, они и отличались.

– Известно, кто в Младшей палате предложил эти поправки?

– Откуда, милорд? Я только сегодня это увидел. Можно, конечно, разузнать…

– Не можно, Эамонд, а нужно!

Старик кивнул. И почему-то Эйсгейр не сомневался, что разведчики расплылись куда надо еще до этого разговора – Эамонд, несмотря на возраст, все делал быстро.

– Опивки тухлые, я должен был уже прочитать это! – произнес рыцарь, барабаня пальцами по стопке листов.

Изменения закона обсуждались в государственном совете прошлой осенью, а полгода назад Младшая палата представила подготовленный список поправок и дополнений. Полгода! А Эйсгейр до сих пор не нашел времени выяснить, что же там напридумывали благородные господа. Хотя, как он подозревал, никто не нашел: следующий совет состоится лишь в первый месяц осени.

«Эамонд, Эамонд, – подумал рыцарь, – что бы я без тебя делал…»

– Позвольте спросить, милорд. По какому вопросу приглашена магистр Ни́рия?

– Нирия?

– Видел ее выходящей из зала с порталом. Ее просили подождать, пока милорд не закончит встречу с наместником.

– Я ее не приглашал, – ответил Эйсгейр, удивленно хмурясь.

Глава 3. Перемены

Легкий снег пушистой пенкой укрывал и лощину, и все вокруг. Близилась настоящая зима.

Сидя на камне у ручья, я закручивала потоки в водяные вихри. В них попадались аксольки и умильно там барахтались, дергая лапками и выбулькивая воздух с водой сквозь тонкие жабры, ярко-красным чепчиком окружавшие голову. Скоро совсем похолодает, и они уснут до самой весны.

Я выловила крупную аксольку, и она, почувствовав тепло, мгновенно прильнула к руке. Четыре перепончатые лапки обхватили пальцы и ладонь, хвост обвился вокруг запястья. Аксолька сложила прозрачные спинные плавники, которых в воде было совсем не видно, и надулась от удовольствия. Если прислушаться, слышно, как шуршат чешуйки от дыхания.

– Вот попадешься зубастому – и останутся от тебя одни плавники.

Уму непостижимо, но мар-даан-лаид ели аксолек. Точнее, щенки. Когда молодняк не мышковал, то совершал набеги на ручьи. Ловить рыбу у них не всегда получалось, но аксольку-то поймать проще простого. Как можно есть таких премилых созданий? Но у волков другие представления о красоте и милоте. Я вот для них странное неуклюжее существо без капли изящества.

– Лизни его!

Я чуть не улетела в ручей к аксолькам. Полностью оправдывая свое имя, ко мне подкралась Бесшумные Лапки и перепугала до смерти.

– Предки великие, Лапки!

– Сначала лизни, а потом ешь.

– Не хочу я есть аксольку. Посмотри, она же такая милая.

– Это он. Зачем тогда поймала?

– Ну, просто… Полюбоваться.

Волчица дернула ушами, выражая крайнее удивление.

– Любоваться надо мной. Или Старейшиной. Лизни на всякий случай!

Шутница-затейница…

– Зачем?

– Ой, бесшерстная, ничего ты не понимаешь!

Широкий с черными пятнами язык скользнул по улыбающейся мордочке аксольки, и та удивленно заморгала: что это такое сейчас случилось?

– Ну вот. Не превратился. Значит, можно есть.

– Не превратился в кого?

Я присмотрелась к моргающей аксольке. Неужели она, точнее, он с подвохом?

– В Хррккла.

– Кого?

– Ну это… Переводится как «дивный волк», наверное. Легенда такая. Жил-был на свете волк, мамочки, какой распрекрасный. И шерсть-то у него самая густая, и когти самые острые, и хвост самый красивый, и лапы самые мощные, и клыки самые крепкие. Ну и всякое такое. Вот только был он гордый и жестокий. Закон не соблюдал, Старейшин не слушал, щенков калечил. В наказание Небесный волк превратил его вот в это недоразумение, сказав, что булькать ему в реках, пока он не смирит свою гордыню и какая-нибудь волчица не полюбит его. – Тут Лапки закряхтела. – Ну, или пока кто-то его не сожрет.

Последнее уж точно отсебятина, а не часть легенды.

– И поэтому вы облизываете аксолек перед едой?

Ой, смехота…

– Только девочки. Ну чего ты хрюкаешь! Детская забава же. Взрослые-то аксолек не едят. Мяса на клычок и плавники несъедобные. Начинай с головы. Хвост самый вкусный.

– Не собираюсь я его есть!

Волчица пожала плечами, почти как двуногий. У меня научилась, проказница.

– Отпусти тогда. Все равно, думаю, если Хррккл существовал, его давно сожрали. Старейшина, кстати, говорил, что легенда вроде как ушла к оборотням. Постой-ка… Ты глянь, у этого хррккла недоделанного след есть!

Лапки была генасом. Таких немного среди мар-даан-лаид. Ее, дочь Крепкие Когти, прочили в преемницы Старейшине.