Отдыхать, так по-божески!

Элия слегка улыбнулась, забавляясь настроением своих маленьких слуг, до невозможности ответственно относившихся к работе и оставшихся на своем посту сверх положенного времени, чтобы не допустить проникновения какого-то подозрительного менестреля в покои великой богини.

— Что ж, пока я не легла, разбудите этого парня, прикорнувшего у моих дверей, и пригласите в гостиную, выясним, зачем ему так приспичило "преклонить тут колени", — милостиво разрешила Элия, настраиваясь немного поразвлечься перед сном.

Прыснув, пажи понеслись выполнять распоряжение хозяйки. И через минуту перед Элией, восседающей в кресле, несмотря на халат, заменяющий парадное платье, с величием истинной королевы, предстал немного заспанный и растрепанный ночной посетитель с гитарой наперевес и отчаянным румянцем смущения на щеках.

— Прекрасный вечер, Ликиан, — припомнила принцесса мелодичное имя гостя, бывшее, скорее всего, лишь псевдонимом. Это был тот самый менестрель, который пел на Празднике Лозы старинную балладу лирико-ботанического характера о происхождении винограда и получил за это в награду высочайшее дозволение богини принять участие в сегодняшнем Малом турнире.

— Прекрасный вечер, о дивная принцесса, самая прекрасная из роз Лоуленда, — в глубоком поклоне склонился перед Элией восхищенный мужчина, глаза которого против воли устремились к месту на груди, где распахивался халат. — Безмерно мое счастье оттого, что я имею честь лицезреть Ваш дивный лик. Простите, что осмелился потревожить Ваш покой.

— Удачным ли было твое выступление на турнире? — вежливо поинтересовалась богиня, подозревая, что именно из-за этого Ликиан и нес вахту у дверей, ожидая ее явления почти до рассвета.

— Я получил в награду Серебряную Лиру — высший знак, — вспыхнув от удовольствия, гордо ответил менестрель, а пальцы его в невольной ласке прошлись по струнам любимого инструмента. — Ваше благословение, великая богиня, принесло мне удачу!

— Никакая удача и благословение не помогут тому, у кого нет таланта, — возразила Элия, гадая про себя, куда же ее визитер приколол брошь победителя. Редко, когда среди менестрелей находился скромник, не выставляющий своих успехов на показ.

— Я пел сегодня для Вас, несравненная принцесса, и пусть вас не было в королевской ложе, но в сердце моем ярче живительного солнца сиял ваш дивный лик, даря вдохновение душе, силу голосу и искусность пальцам, — возвышенно сказал Ликиан и перенес свое пристальное внимание на нижние границы ткани халатика Элии. — Образ этот принес мне победу. Великая богиня, молю, прости дерзость недостойного даже целовать пыль у твоих ног, окажи великую милость страннику, прими это в знак моего поклонения! Никто иной не станет госпожой моих струн!

Менестрель опустился на колени и дрожащей рукой вытащил из-за пазухи небольшую серебряную розу, выкованную из металла с таким совершенством, что она казалась настоящей. Мельком увидела Элия и брошь победителя, лиру, приколотую к изнанке поношенной куртки. Ликиан с робкой надеждой в бархатных глазах протянул розу богине.

— Благодарю, — кивнула Элия, принимая дар сердца коленопреклоненного менестреля, который вздохнул со счастливой умиротворенностью. — Но такой щедрый дар не может быть безответным. Какой награды ты желаешь?

В смятении мужчина долго смотрел на принцессу, не в силах вымолвить ни слова, утратив от восторга обычное красноречие. Богиня терпеливо ждала, позволяя себе быть великодушной. Наконец Ликиан вымолвил:

— Больше всего на свете я жажду стать твоим менестрелем, чтобы славить тебя, великая богиня, во всех мирах. Возможно, теперь, я достоин этого.

Принцесса выслушала его просьбу и ненадолго задумалась, открывая себя Вселенной, впитывая знание о Ликиане, менестреле из Калиона, изучая его биографию, в которой столь часто мелькали посещения ее храмов, проникая в самую сокровенную суть его мыслей и чувств, в самые светлые и самые темные помыслы, потаенные желания.

Наконец Элия промолвила:

— Ты прекрасный менестрель, Ликиан, и истинное твое призвание — музыка дорог, но моим избранным ты стать не сможешь, прости.

"Почему?" — зажегся вопрос в серо-синих глазах мужчины, а губы обречено шепнули:

— Значит, недостоин.