Отель – мир

Через минуту она приподнимется и сядет. Потом, восстановив силы, она займется поисками карандаша в складках одеяла и заполнит анкету.

Потом она зачеркнет слово хороший и напишет сверху больной.

Я больной человек.

Так она и сделает. Обязательно. Через минутку. Сколько минут в одном часе? Когда-то она это знала, просто знала, какие-то вещи люди просто знают, и все. Сколько часов в одном дне, сколько недель в году? Такие вещи знает любой ребенок, это помнят до конца жизни. Но случаются дни, когда она не может вспомнить, сколько месяцев в году. Или какой месяц сейчас на дворе.

Лето было в разгаре, значит, была середина какого-то летнего месяца. Она не могла сказать, какого именно, а еще – в каких месяцах тридцать дней, в каких тридцать один, а в каких тридцать два. И даже – какой сегодня день недели. Но (возможно) сумеет сказать завтра.

А сегодня она точно знала следующее:

Мацола

Чистое кукурузное масло

Мацола

Сохраняет аромат

Мацола

Вы чувствуете не масло

А только вкус еды

С Мацолой.

Голос, поющий в голове Лайз песенку про Мацолу, тот самый женский голос, что пел ее много лет назад в перерывах между передачами через динамики, вмонтированные в стенки телевизора, был приветливым и бодрым. Мацола сохраняет аромат. Сначала появляется бутылка масла, а потом аккуратные натруженные женские руки кидают ломтики картошки на бумагу для выпечки и тут же стряхивают, демонстрируя за секунду миллионам зрителей, что картошка совсем не жирная, а на бумаге почти не осталось масла.

Лайз сделала выдох. Потом вдох.

Лайз лежала в спальне своей квартиры на седьмом этаже многоэтажки, окна которой выходят на стены других многоэтажек. Люди в верхних и нижних квартирах жили обычной жизнью. Волочили по полу кухонные стулья, открывали и закрывали входные двери, включали и выключали телевизоры и приемники, что-то кричали через стены своим любовникам и домочадцам. Во внешнем мире люди привычно шли по своим делам. К примеру, за покупками. Они входили в супермаркет и не чувствовали головокружения и дурноты ни от количества людей, совершающих покупки, ни от количества продаваемых вещей, представьте все это в одном крытом помещении да плюс треск кассовых аппаратов, выдающих чеки за купленные вещи, и пестрая радуга всевозможных товаров, танцующая пополочно, от ряда к ряду.

Пополочно. Есть ли такое слово? Она не может вспомнить. Она не уверена. Лайз моргнула. На глаза опустилась тьма и тут же сгинула. И в голове, прямо за лобной костью, обтянутой кожей, вновь зазвучала песенка про Мацолу. Мацола, чистое кукурузное.

Лайз лежала в постели. Лежала и ничего не делала. Она должна была что-то написать. Она ждала, пока вспомнит, что. Мысли медленно шевелились у нее в мозгу, словно пласты торфа, вскопанного человеком, которого она еле различала далеко на горизонте, на краю нетронутого поля, человеком, превращенным расстоянием в букашку, с движениями до того медленными от старости или усталости, что он с трудом ворочал лопатой.

Лайз чувствовала себя не фонтан.

Фонтан: прозрачное слово, уходящее в глубину, которую здоровые люди измеряют ради смеха, кинув монетку, и, перегнувшись с головой через бордюр, стараются услышать, как она упадет на дно там под водой, чтобы загадать желание. Интересно, чего могут желать здоровые люди, обладая всем на свете? He-фонтан: фонтан со знаком минус. Там все вещи, должно быть, плоские, просто часть пространства, которая не заслуживает описания. Там нет жизни. Там ничего не происходит, во всяком случае пока.

Но Лайз, лежа в постели без движения, ощущала иное: она будто перегнулась через бордюр вроде описанного в предыдущем абзаце, и падала в бесконечное ничто уже много дней, как Алиса в колодец, размышляя сквозь дрему о кошках и мошках, подчиняясь лишь тупой силе притяжения, там, где каждая секунда была растянута в тончайшую струну, до предела, так что можно было разглядеть ее жилы; и на протяжении долгих секунд этой вечности она (Лайз) словно не двигалась с места, хотя на самом деле стенки колодца проносились мимо нее со скоростью тысяча, а может, миллион миль в секунду, изогнутый монолит выщербленных холодно-склизких кирпичей находился в каких-нибудь сантиметрах от кончика ее носа и подбородка, от суставов рук и ног, а все тело было напряжено, наизготове, в ожидании неминуемого удара о водную гладь.

Значит, где-то в прошлом случилось событие, требующее внимания, события, последствия которого тянулись оттуда в настоящее и будущее, и Лайз все пыталась вспомнить, что это было. Но единственное, что вспомнилось ей в это утро, все крутилось и крутилось у нее в голове песенкой из глупой рекламы. Если не звучала песенка про Мацолу со своим навязчивым масляным обещаньицем, то прорывался гораздо более высокий и чистый женский голос: Принеси мне яблок, Принеси (не помню что), Принеси орехов, Принеси муки, Принеси всякой всячины из магазина Келлогз [22].