Отель последней надежды

Небольшая толпа официантов в смокингах стояла, вытянувшись во фрунт, и еще какие-то люди вносили корзину цветов, увидев которую Максим Вавилов сказал:

— Ого!

Мать улыбалась и что-то говорила хозяину ресторана, который вышел встретить гостей, давешний неразговорчивый боров, собрав красную лысину складками, подобострастно тряс отцу руку. Отец милостиво выносил рукопожатие, и у него было немного насмешливое лицо.

Максим остановился, чуть-чуть не дойдя до них.

Про борова и ту, которую когда-то звали Катей, он начисто забыл.

Отец отвернулся от борова и посмотрел на сына. Секунду ничего не происходило, а потом они шагнули друг другу навстречу.

Они оказались поразительно похожи, и Катя Вавилова, тихонько улыбаясь, вдруг подумала, что теперь знает, как ее муж будет выглядеть через тридцать лет.

— Привет, — сказал Максим. — Папа, это моя жена Катя.

— Катя! — громко и весело воскликнул отец. — А где-то тут моя жена Таня! Тань, ты где?! Родная мать вашего супруга, Катенька!

Боров сладко улыбался, кланялся и все совался к отцу, пока тот досадливо не отстранил его рукой.

— Познакомьтесь, мой сын Максим, — так же громко, на весь зал, провозгласил он. — Максим работает со мной. По всем вопросам теперь к нему, к нему, а нам, старикам, и на покой пора!..

И, отпустив совершенно борова, он по-гусарски подхватил с одной стороны Катю Вавилову, с другой собственную жену, провожаемый батальоном официантов, метрдотелем, хозяином и корзиной цветов, которую тащили четверо, повлек их за собой, к другим высоким двустворчатым дверям, которые стали как бы сами по себе открываться перед ним. Свита двигалась следом, а он еще что-то успевал нашептывать своим дамам, а Катю потрепал по щечке, и, когда он вдруг оглянулся на сына, Максим увидел его смеющиеся глаза.

* * *

— Надежда! — закричала Лидочка и замахала рукой. — Беги, девочка, там Наумова совсем зашивается, дура такая! Опять она китайский язык не выучила, хотя я ей говорила, сто раз говорила — учи китайский!

— Сейчас, Лидочка. В четыреста восемнадцатом горничная унитаз разбила, представляете?

— Как разбила? — поразилась Лидочка. — Она из него пила и уронила?

— Она на него залезла, чтобы пыль протереть за зеркалом, а он треснул! Нам туда людей селить, а унитаз разбился.

— Поставь горшок, — посоветовала Лидочка. — И давай, давай быстрей на ресепшен!

Надежда побежала в сторону главного входа, но остановилась и оглянулась.

— Лидочка, вы не знаете, зачем управляющий совещание собирает?

— Знаю, но не скажу, — ответила Лидочка загадочно и махнула рукой, чтобы Надежда бежала быстрее.

Она добежала до центрального холла и ринулась к стойке портье, возле которой не было никаких китайцев. Тани Наумовой тоже не было видно, и вообще никого из портье, хотя был вечер пятницы, самый разгар веселья — именно вечером в пятницу собиралось особенно много народу.

Высокий мужик посторонился, когда Надежда подлетела, и она на ходу пробормотала:

— Извините.

— Not at all, — ответил вежливый мужик, и она подняла на него глаза.

Дэн Уолш смотрел на нее сверху вниз и улыбался во все свои триста шестьдесят пять зубов.

Как во сне, она подошла и потрогала рукой его куртку.

— Зачем ты приехал?

— Привет, — сказал он и перехватил ее руку.

— Зачем ты приехал?

Он засмеялся:

— Президентский визит через два месяца.

— Как?! — вскрикнула Надежда. — Опять?!

Полковник Уолш кивнул.

— На этот раз все по-настоящему.

По-прежнему никого не было возле центральной стойки портье, и только Пейсахович улыбался из-за стекла хитрой улыбкой.

— Послушай, — сказал Дэн Уолш, — когда меня выпроводят на пенсию и я стану парижским таксистом, ты будешь жить со мной в крохотной мансарде на Больших Бульварах?

— Что? — переспросила она серьезно.

— Я все время в разъездах, — тоже очень серьезно сказал он. — Я даже не знаю, имеет ли право офицер федеральной службы безопасности США состоять в связи со всякими русскими! А если меня выгонят с работы, я не смогу купить тебе дом в тридцать шесть комнат.

— А ты хочешь состоять со мной в связи?

— Ничего в жизни так не хотел.

Надежда потянулась к его уху и прошептала:

— Значит, все в порядке. Шалаш и корка хлеба с вами, Ричард!

Полковник Уолш захохотал, подхватил ее под мышки, как маленькую, и поцеловал на виду у всего отеля, на виду у Лидочки Арсентьевой, Тани Наумовой, которая выглядывала из-за перегородки, и целой делегации китайцев, ввалившейся в высокие стеклянные двери!

И когда он ее поцеловал, Пейсахович торжественно заявил последнему из китайцев, который вежливо остановился, чтобы послушать, что скажет ему швейцар:

— Вот теперь в наш отель может пожаловать сам Моисей! Я бы лично ему ни одного слова на это не возразил! Я бы ему так и сказал: уважаемый Моисей, добро пожаловать!..