Отель Трансильвания

Усевшись на место, он добавил:

– Взять хотя бы историю с вашим наследством. Она воистину поразительна!

– Не то слово, мой дорогой! Это просто промысел Божий. Камень явился нам в избавление. Жервез сказал, что, если бы не управляющий, он бы так и не вспомнил о нем.

– Надо же, как своевременно, – пробормотал Сен-Жермен. – На редкость удачное стечение обстоятельств.

– О да, граф, о да! С плеч моих словно упал тяжкий груз, я могу немного расслабиться. И с мужем теперь у нас мир.

– Это видно, Клодия. Я счастлив за вас.

Ни голос, ни лицо Сен-Жермена особого счастья не выражали, но графиня, впавшая в своего рода прострацию, не смутилась этим ничуть.

– Да, – повторила она. – Благодарю вас, Сен-Жермен. Вы всегда относились ко мне с участием, я весьма ценю вашу дружбу и могу с легким сердцем многое вам сказать. Должна признаться, – продолжила Клодия после паузы, – когда Жервез предложил мне поехать в деревню, я ужасно перепугалась. Я подумала, что он хочет скрыться от кредиторов. К счастью, все оказалось не так. Честно говоря, – женщина вдруг нахмурилась, – я не очень довольна, что с нами едет де Ла Сеньи. Но кроме него там будут еще семеро гостей, так что это не так уж страшно. Я бы не стала его приглашать, но не решилась перечить мужу. Сейчас, когда жизнь наша начинает потихоньку налаживаться, надо быть особенно осторожной.

Сен-Жермен кивнул и, подметив тень неуверенности, промелькнувшую на ее лице, произнес:

– Клодия, если что-то вас беспокоит, не стесняйтесь, доверьте мне ваши тревоги.

Графиня удивленно обернулась к нему.

– Однако вы наблюдательны, – протянула она смущенно. – Пустяки, граф. Право же, пустяки. Но вы так добры, так отзывчивы, так благородны. Я всегда стояла за вас. Даже в первое время, когда всякий в Париже норовил метнуть камень в странноватого чужака.

Она прижала ладони к лицу.

– О Боже, что я сморозила!…

– Я знаю, что обо мне говорили, – в глазах Сен-Жермена вспыхнули веселые огоньки. – И знаю, что говорят. – Он потянул к себе руку засмущавшейся женщины и нежно ее погладил. – Не огорчайтесь, Клодия. Это все ерунда.

Слезы, блеснувшие во внезапно погрустневших глазах, сказали ему, что отнюдь не досужие слухи о нем причина ее печали.

– Дело в том, что… – Клодия на мгновение замолчала. – Мне стыдно говорить это, граф, но вначале я очень боялась. Я полагала, что он опять лжет, а сам что-то задумал. Я мучилась, я не верила ничему, пока он не показал мне камень…

Признание окончательно сконфузило женщину.

Она опустила глаза.

– Что ж, это вполне объяснимо, – обронил Сен-Жермен, понимая, что главное впереди.

– Но я не верю ему и сейчас!… – воскликнула вдруг графиня. – Мне кажется, все вокруг – только сон и, когда я проснусь, обнаружится, что имущество наше описано, а дом идет с молотка!

Клодия закрылась ладонью.

– Ох, какой стыд! Боже, что вы теперь станете обо мне думать!

– Ничего дурного, мадам.

Она вскинула голову и словно бы утонула в темных колодцах его загадочных глаз.

– Не бойтесь ничего, дорогая. Довольно страхов, довольно огорчений и слез. Вы пережили ужасные времена, но теперь все пойдет как должно. И если новые неприятности встанут у вас на пути, вы встретите их достойно. Ибо вы духом отважны, а сердцем чисты. Не забывайте об этом.

Клодия слушала его, сидя недвижно, глаза ее были туманны. Когда он умолк, она словно очнулась.

– Я, кажется, совсем заболтала вас, граф? – Она взглянула на блюдо.– И очень проголодалась.

Сен-Жермен нахмурился. Он вдруг осознал, что эта пребывающая в постоянном душевном смятении женщина сейчас является единственной опорой Медлен. И что защитить племянницу от опасности она вряд ли способна.

Графиня меж тем принялась за еду, немолчно нахваливая закуски. Утка воистину превосходна, подливка к ней выше всяких похвал – и вообще, в «Трансильвании» отменно готовят. Она, казалось, совсем не помнила о своей недавней тревоге, а может быть, попросту не хотела о ней вспоминать.

Сен-Жермен внутренне покривился и довольно бесцеремонно спросил:

– Я слышал, вы пробовали навестить де Кресси? У вас что-нибудь получилось?

Словесный поток оборвался. Клодия отложила нож в сторону и вздохнула:

– Бедная женщина Меня к ней не пустили. Эшил запретил ей с кем-либо общаться.

– Я знаю, – жестко сказал Сен-Жермен.– Я сам пытался ее повидать – и не был принят.

Он и впрямь дважды проникал в ее спальню, но там находилась служанка. Теперь даже ночью Люсьен Кресси не оставалась одна.

– Я боюсь за нее, – сказала медленно Клодия.– Я писала о ней брату. Конечно, встревать в жизнь супругов не следует, но, по-моему, в ее случае этим правилом можно и пренебречь.

На щеках женщины вспыхнул гневный румянец. В чертах ее вдруг проступило такое сходство с племянницей, что Сен-Жермен был просто ошеломлен.

– Хорошо бы получить доказательства, что муж жестоко с ней обращается. Тогда родственники Люсьен могли бы потребовать, чтобы супруги жили отдельно, – заметил он осторожно.

Клодия обдумала эти слова.