Читаем Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира полностью

А между тем совершенно ясно, что Простофиля даже и не собирался звать Эмилию - он даже и не собирался выполнять просьбу Кассио! И он сам говорит об этом предельно ясно: дескать, если она сама пойдет сюда, то я сделаю вид, что передал ей вашу просьбу, которую на самом же деле я ей ничего от вас передавать не буду.

Почему же Простофиля так себя ведет - так неприязненно себя ведет по отношению к Кассио? Только ли потому, что как слуга Отелло он прекрасно чувствует изменившееся отношение хозяина? И поэтому тоже.

Но есть и еще одна причина - недаром именно Простофиля чуть ли не открытым текстом называет Кассио лжецом. Иногда слугам кое-что намного видней, чем хозяевам. Кассио лжец - и Простофиля не ждет от него ничего хорошего для своего хозяина. Потому и не собирается выполнять просьбы этого отставного лейтенанта - ведь что плохо для Кассио, то автоматически хорошо для Отелло. И никакую Эмилию этот слуга так бы и не позвал, и кто знает, чем бы в таком случае закончилась пьеса, но тут слова вмешался Яго...

*

Именно Яго устраивает Кассио встречу с Эмилией, за что удостаивается от Кассио вот такой фразы: "Я не знавал более доброго и честного флорентинца".

Переводчик Морозов комментирует эту фразу так: "Неясная фраза. Мы уже указывали, что, по мнению некоторых комментаторов, Яго, судя по имени, испанец. Значит ли эта фраза, что Яго флорентинец, как и Кассио? Противоречия подобного рода часто встречаются у Шекспира. Но вполне возможно, что фраза Кассио имеет следующее значение: "Во Флоренции (у себя на родине) я не встречал такого честного и доброго человека".

Ну вот, пожалуйста.

Сам же говорит, что эту фразу можно перевести иначе, что в ней также заложено и другое значение, и сам же ни с того с сего упрекает Шекспира в абсолютно несуществующем противоречии!

Ну при чем здесь Яго-флорентинец? Зачем Шекспиру второй флорентинец? Что это добавило бы к пониманию коллизии? Ничего. Тогда как испанец и флорентинец в паре представляют собой именно один целостный намек на двух врагов Отелло!

*

Далее следует встреча Кассио с Дездемоной. И между ними происходит весьма интересный диалог. Она уверяет Кассио, что Отелло и сам "так огорчен этим, как будто он сам был на месте Кассио". Она верит, что Кассио друг - "Вы любите моего господина, вы давно его знаете". Она уверена, что Отелло отдалился от Кассио "лишь настолько, насколько этого потребуют политические соображения". И она обещает уговорить мужа вернуть Кассио должность и дружбу - "я сделаю так, что вы и мой господин станете такими же друзьями, какими были прежде".

Однако вопрос. Какие у Дездемоны есть основания называть Кассио другом Отелло и уверять, что Кассио любит мавра? Фраза "вы давно его знаете" не может являться здесь аргументом. Мало ли кто и кого давно знает. И мало ли по какому случаю они были знакомы.

Так на каком же основании?

Только лишь потому, что Кассио помогал им с тайным венчанием (как она скажет об этом чуть позже)? А что если он помогал им исключительно ради себя - преследуя свою собственную, и при этом весьма корыстную и даже подлую цель, о которой до поры никто не знает, кроме Шекспира, и которую обязаны видеть режиссеры, критики и литературоведы?

А если бы Дездемона еще знала, как долго колебался Отелло - назначать или не назначать Кассио своим заместителем... А если бы она еще знала, по какой неприятной причине Отелло так долго колебался... то вряд ли бы она с такой уверенностью называла Кассио другом и вряд ли бы стала просить за него.

Но увы - Дездемона не знает слишком многого.

Ее уверенность в том, что Кассио друг и любит Отелло абсолютно ни на чем не основана. Это обычное голословное утверждение юной, но крайне самоуверенной девушки. И очень жаль, что вслед за Дездемоной это ложное уверение стали повторять все кому не лень, и Анатолий Эфрос в том числе, без всяких на то оснований сказавший о Кассио: "Конечно, он любит Отелло". Страшно представить ту огромную армию последователей, которых научили бездумно верить чужим словам, поверхностным "авторитетным мнениям" и оставаться слепыми всю свою творческую жизнь.

В итоге Дездемона просит-таки за Кассио, и Отелло нехотя - очень и очень нехотя! под огромным давлением жены - соглашается принять его и подумать о восстановлении его в должности.

А теперь вернемся к Простофиле.

*

Намек N3. Дездемоне не терпится сообщить Кассио радостное известие, и она ищет гонца. И вот ее диалог с Простофилей:

Дездемона. Не знаешь ли, малый, где живет лейтенант Кассио?

Простофиля. Я не смею сказать, что он где-нибудь лжет.

Такому непонятному ответу Морозов дает очень верный перевод (в отличие от "генерала" с "толпой" и "моего честного друга"), основанный опять-таки на игре английских смыслов. Вот его комментарий по этому поводу:

""...что он где-нибудь лжет". - Незамысловатый каламбур, основанный на созвучии английских глаголов to lie - лежать, обитать (теперь не употребляется в последнем значении) и лгать".

Видите?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное