Теперь предстояло решить – где его прятать. Эта трудная и неприятная мысль возникла в голове Макарова сразу же, как только он положил пистолет в карман и направился домой. О том, чтобы сказать о покупке жене, не могло быть и речи. Нет, он ничего не скрывал от Наташи, в тайнах просто не было необходимости, но признаться ей в том, что он сам, без принуждения, не посоветовавшись, купил пистолет, Макаров решительно не мог. Оставалось только спрятать оружие. Лучше всего, конечно, чтобы пистолет лежал в ящике его рабочего стола, правом верхнем, под рукой. Не то чтобы Макаров кого-то боялся, он не имел врагов, таких врагов, от которых требовалось защищаться с оружием, этого хотелось необъяснимо – чтобы пистолет лежал в правом верхнем ящике рабочего стола. К тому же Наташа не прикасалась к его столу, разве только когда стирала пыль, ни на миллиметр не сдвигая листы рукописи. Вообще, его рабочий стол считался в семье Макарова святыней, но Оська! Он ходил, где хотел, и делал, что хотел, он был еще слишком мал, чтобы принять подобный запрет, да и любил его Макаров безумно. Можно, конечно, закрывать ящик стола на ключ, но ключ давно потерян, а если заказать новый, Наташа может обидеться. Стол отпадал, но беда в том, что других мест для хранения «Макарова» у Макарова в доме не было. Наташа поддерживала в квартире идеальный и необременительный для домашних порядок, и в доме не существовало уголка, куда бы она ни заглянула в течение дня, чтобы что-нибудь поправить или вытереть несуществующую пыль.
Все эти мысли роились в голове Макарова во время утреннего туалета, но когда он спустил в унитазе воду – его осенило. Александр Сергеевич торопливо снял с бачка крышку и заглянул туда, куда никто в их семье не заглядывал. Внутри стояла вода и торчали какие-то железки, в которых Макаров ничего не понимал, но, главное, там хватало места, чтобы спрятать пистолет. Макаров сунул его в целлофановый пакет, завязал узел, опустил в воду и, закрыв бачок крышкой, улыбнулся, довольный собой.
Наташа и Ося уже проснулись: Макаров слышал, как жена бодро читает сыну какие-то стихи. Начинался новый день.
День выдался солнечный, радостный, под стать настроению Александра Сергеевича. Он купил в гастрономе молоко и кефир, в газетном киоске свежую «Литературку», приняв предварительно от пожилой киоскерши поздравления в связи с выходом сборника, и, замедлив шаг, стал привычно читать газету на ходу, когда кто-то спросил дружелюбно из‑за плеча:
– Закурить не найдется?
Макаров помотал головой, продолжая чтение, но желавший закурить придержал его за плечо. Макаров остановился, поднял удивленные глаза и объяснил:
– Не курю.
Перед ним стоял крепкий розовощекий улыбающийся парень. Как и у Макарова, у него, видно, тоже было хорошее весеннее настроение.
– Не куришь, говоришь? – спросил он, задорно улыбаясь.
– Не курю, – объявил Александр Сергеевич, начиная подозревать нехорошее и падая духом.
– Теперь закуришь, – пообещал парень и, широко размахнувшись, въехал кулачищем в скулу Макарова.
Александр Сергеевич взмахнул руками и полетел спиной в непросохшую весеннюю грязь.
– Но почему, почему именно меня?! – в отчаянии вопрошал Макаров.
– Тише, Сашенька, Осю испугаешь, – ласково просила Наташа, успокаивая его и гладя ладонью по здоровой скуле, а другую, где была ссадина, протирая намоченной в одеколоне ваткой.
Макаров вздрагивал, морщился и продолжал вопрошать:
– Нет, я спрашиваю, почему меня?! В прошлом году, в позапрошлом и вот теперь! Я что – боксерская груша?
– Нет, ты поэт, – не согласилась Наташа, – и одновременно ты жертва… разгула преступности.
– Но я не хочу, не хочу быть жертвой! – воскликнул Макаров.
– А что же делать, Сашенька? – Наташа со слезами на глазах прижалась к мужу.
– Наташа… – Макаров обнял жену и сам чуть не прослезился от обиды, боли и благодарности судьбе за то, что у него есть его Наташа.
Макаров сидел на закрытом крышкой унитазе и, держа в вытянутой руке пистолет, целился в предметы, которые здесь были: в свою зубную щетку, в полувыдавленный тюбик зубной пасты, в лежащего на краю ванны пластмассового утенка, с которым любил купаться Ося, в гвоздь, вбитый в дверь санузла.
– Саша… – донесся из‑за двери взволнованный голос Наташи.
Макаров испуганно опустил пистолет и отозвался:
– Да…
– Саша, тебе плохо? – спросила Наташа.
Макаров усмехнулся, посмотрел на пистолет в своей руке и ответил:
– Мне хорошо.
– Правда хорошо? – спросила Наташа, и тревога в ее голосе сменилась радостью.
– Правда хорошо, – подтвердил Макаров и прицелился в зеркало.
– Тогда слушай! – воскликнула Наташа и стала читать: