Отец мой шахтер (сборник)

– Джохар… Джохар… – прошуршало по залу произносимое полушепотом имя гостя. Это был высокий, стройный кавказец в белом костюме, черной сорочке и белом галстуке. Он поздоровался с некоторыми из сидящих, прислонив руку к груди, отказался сесть с ними, указывая на свой, уже накрытый стол. Макаров вспомнил, что слышал это редкое имя в лимузине Фунтова, и его посетила мысль, конечно же банальная, многажды всеми и всюду повторяемая, но не омертвевшая от этого, теплая мысль, греющая… «Как тесен мир», – подумал Александр Сергеевич, глядя на Джохара, которого обслуживали сразу два официанта.

На сцене пели, взвывая, цыгане. Макаров допил коньяк и стал искать глазами своего официанта, чтобы заказать еще одну рюмку. Тот стоял у входа, но на призывный взгляд Макарова откликнулся не он, а стоящий рядом и выбирающий, где бы сесть, здоровый дядька в заношенном костюме, с высокой ондатровой шапкой на голове. Наверняка это был какой-нибудь командированный из райцентра, дорвавшийся в большом городе до красивой жизни. Почему-то головной убор для этих людей является чуть ли не главной материальной ценностью, во всяком случае, они никогда и нигде не отдают свои шапки в чужие руки. Обо всем этом успел подумать Александр Сергеевич, глядя, как идет к нему, пьяно покачиваясь, этот человек. Макарову совсем не хотелось, чтобы он садился за его столик, Макарову было хорошо одному вот так сидеть здесь – пить коньяк, смотреть на чужих людей, думать…

Незваный гость грузно опустился на стул напротив, снял шапку, положил ее на стол и протянул здоровенную ладонь. – Николай, – представился он серьезно.

– Александр. – Макаров вежливо пожал руку.

– А я это, Саш, – заговорил незнакомец так, будто они старые друзья-приятели, доверительно и покойно, – я это… сижу в гостинице, в номере у себя, закусываю, читаю газету заодно, эту, местную, у меня на ней закуска лежала, на газете, читаю: «Стриптиз»! Думаю, надо поглядеть! Приеду, мужикам расскажу. Я на автобазе по снабжению работаю, а здесь в командировке. А ты чего тут делаешь? – спросил он прямо, ожидая, конечно, такого же прямого дружеского ответа.

– Отдыхаю, – ответил Макаров с неприязнью в голосе.

Сосед не обиделся.

– Да я вижу, что отдыхаешь, – засмеялся он, – книжечку даже с собой захватил. – И, не спросив разрешения, этот самый Николай протянул руку и взял книгу. – Ого, тяжелая, – удивился он, пробуя ее, как кирпич, на вес.

Макаров оцепенел. Нет, он обязательно сделал бы сейчас что-нибудь, если бы знал – что. Закричать на этого неотесанного мужика: «Положите на место, как вы смеете!»? Или выхватить ее у него из рук и… спрятать себе под задницу? Смешно и глупо, смешно и глупо. Хотя и страшно, очень страшно.

– «Библия»? «Капитал»? – угадывал Николай.

– Пушкин, – одними губами ответил Макаров, оставаясь при этом неподвижным.

– Ас? – неожиданно спросил собеседник.

– Что? – не понял Александр Сергеевич.

– Ас Пушкин, – сказал сосед, глядя на обложку. – Про летчиков книжка?

– Почему про летчиков? – не понимал и все больше нервничал Александр Сергеевич.

– Анекдот такой, – засмеялся незнакомец, удивляясь непросвещенности Макарова. – А у меня дочка… дочка, да… – говорил он увлеченно и подавшись к Макарову. – В восьмом классе учится. К ней подружки придут, эти, одноклассницы, и ну на Пушкине гадать! И ты знаешь, Саш, сбывается! Я сам проверял! А давай я тебе погадаю?

В первый момент Макаров хотел отказаться, выхватить все же книгу и уйти, но вдруг понял, что это может его спасти. «Макаров» лежал посередине, в «Евгении Онегине», и если назвать страницу впереди или сзади, нет, лучше впереди, то этот хам не наткнется на него, погадает, и все благополучно закончится.

– Три! – выпалил Макаров.

– Что – три? – не понял Николай.

– Страница три.

– А-а, – протянул этот странный человек, с важным видом открыл книгу в самом начале и быстро нашел третью страницу. – «К Наталье»! – громко прочитал он название стихотворения.

Александр Сергеевич вздрогнул.

– Я же говорю – сбывается, – деловито проговорил Николай и склонился над книгой. – Тут по-французски… А, вот перевод! «Почему мне бояться сказать это? Марго пленила мой вкус».

– Не может быть… – смятенно прошептал Макаров.

– Да вот, написано! – ткнул пальцем в книгу Николай. – Это, значит, эпиграф. А теперь стихотворение:

Так и мне узнать случилось,Что за птица Купидон;Сердце страстное пленилось;Признаюсь, – и я влюблен!

– Дайте! – Макаров выхватил книгу и вперился взглядом в страницу. Николай не сочинял. Сочинял Пушкин.