Отец смотрит на запад

Надо было что-то делать. Катя поднялась на нетвердых ногах, взяла фонарь и пошла направо, ведя ладонью по шершавой стене склепа. Старалась держаться спиной к мертвому отцу. Когда фонарь освещал углы постройки, становилась видна мощная паутина, полная засохших трупиков. Жара спала, и дышать стало легче.

Наконец Катя оглянулась на отца и тихо, словно боялась разбудить спящего, подошла к его посмертной кровати. Тулин говорил, что связь здесь не берет, но все-таки стоит попробовать. Катя стянула рюкзак, зажала его между ног, чтобы не потерять в темноте, и быстро открыла. На земляной пол вывались комья одежды: кофта, белье, что-то еще. Катя подхватила вещи и аккуратно положила их в ноги отцу. Рылась, пока на самом дне не нащупала гладкий ускользающий телефон. Теперь он был главным Катиным сокровищем.

Зажегся экран. Его холодный свет ударил по глазам. На дисплее не было ни пропущенных, ни значка сети. Чтобы сэкономить батарею, Катя отключила фонарь и бережно положила его среди других вещей, вынутых из рюкзака. Если вдруг телефон сядет, а фонарь укатится, она окажется в полной, непроглядной тьме. Зашагала по склепу с высоко поднятым телефоном, но на экране только менялись цифры, показывающие время. Скоро полночь. А еще утром она представляла, как хозяйкой будет устраиваться в родительской квартире. Разложит вещи в своем детском шкафу, примет душ, устроится спать на родительской кровати.

Катя открыла WhatsApp и первый попавшийся чат, написала сообщение, что приехала в родной поселок, а ее заперли в склепе на мусульманском кладбище. Коллегам такое отправлять стыдно. Представила, что эта история прилипнет к ней на долгие годы. Может, лучше умереть?

Скопировала сообщение и пошла по контактам. Не дождешься помощи от Аманбеке, Юрка, его мамы. Своя мама тоже не помощница. Осталась одна риелторша. Глубоко вздохнув, Катя вставила сообщение в чат и нажала «Отправить».

Телефон загорелся красным восклицательным знаком. Сообщение не ушло. Как ни вставала она на цыпочки, как ни подпрыгивала, как ни нажимала на кнопку «Повторить» – ничего не получалось. Был только один вариант – забраться повыше.

Задержав дыхание, Катя залезла на стол одним коленом, затем другим, осторожно встала на ноги. Замерла. Главное – не смотреть на отца. В памяти всплыло его смуглое лицо с беспокойными желваками. Теперь они, наверное, такие острые, будто ножики в кожаных чехлах. Катя задрала руку с телефоном и нажала «Повторить отправку». Опять восклицательный знак. Вдруг краем глаза она уловила движение на столе. Показалось? Саван натянулся под Катиными кроссовками, и на месте отцовского лица возникла будто бы посмертная гипсовая маска. Катя завизжала, неловко спрыгнула, ударившись лбом об угол стола, и откатилась к стене.

Открывать глаза было тяжело и страшно. Решила больше ничего не предпринимать до утра. Запихала комья одежды в рюкзак, нащупала фонарик, выключила телефон и спрятала сокровище в боковой карман. Хотела улечься на рюкзак, как на подушку, но что-то жесткое больно давило на висок. Диктофон. Вспомнился пленочный плеер из детства. Как много звуков он записал. Целую Катину жизнь. Новый цифровой вмещал гораздо больше. Но и разряжался быстро. Вытащив аппаратик, она побегала колесиком по трекам и включила недавний, записанный у матери в монастыре. По тесному душному пространству склепа разлился колокольный благовест. Неуместный на мусульманском кладбище, но почему-то несущий утешение. Ощутив приближение дремоты, Катя выключила диктофон. Сейчас нужно экономить все. Батарейки в фонарике и диктофоне, заряд в мобильном. Дремота наваливалась волнами, рюкзак сделался мягким и удобным. Уже засыпая, Катя ощупала пальцами свое лицо. Скулы были жесткие и тоже острые. Похожа ли она сейчас на отца?

…Веки щекотал приятный солнечный свет. Катя увидела силуэт отца, идущего ей навстречу по мощеной дорожке монастыря. Что он здесь делает? Неужели тоже приехал повидать матушку Агафью? На Кате все то же льняное платье, но чистое, еще с приятным запахом стирки, а на руке почему-то браслет Айнагуль. Она хочет рассмотреть украшение, но тут замечает рядом маленького мальчика. Сын Айнагуль? Ребенок поднимает к ней лицо, и Катя тут же узнает покойного братика. Форма глаз – мамина, а цвет – папин. Катя опускается на колени рядом с Маратиком. Не сводя глаз друг с друга, они обнимаются, заваливаются набок и смеются. Маратик совсем не изменился. Катя рассматривает его маленькие пальчики и плачет. На зубах скрипит песок.

«У меня тоже было много вопросов, и к матери, и к отцу, и к Богу!» – откуда-то твердит Наина.

Это сон. Больше всего на свете Катя не хочет просыпаться. Отец вдруг бледнеет и тает в воздухе, Катю с Маратиком, будто начинку пирога, накрывает тестом. Убежало все-таки, думает Катя.

Маратик что-то говорит, но она не может разобрать ни слова, потому что очень громко звенит чертова побрякушка – браслет Айнагуль. Вдалеке идиотски хохочет мультяшный дятел. Липкое белое тесто превращается в саван.

– Просни-и-и-ись, – пропел голос Маратика. – Просни-и-ись!