Отголоски пошлого

Нет, мы, конечно, и до этого ругались, и жена его подозревала, и все такое… Да что на него нашло, в конце-то концов?!

Наш роман длился почти полтора года, Андрей был влюблен в меня по уши. Сами понимаете, влюбленному мужику тяжело не палиться, его жена по-любому догадывалась о том, что у него кто-то есть на стороне. Но она никогда не угрожала ему ни разводом, ни разделом имущества… Что произошло? Неужели чаша терпения его благоверной иссякла? Да не может быть! Видела я его жену, на фотках правда, но все же. Ага, как же, будет она права качать! Вот уж ни за что не поверю! Такие замухрышки ни за что в жизни рта своего не откроют, видали мы таких. Вечно ноющие дети, лишний вес, плохой цвет лица, отсутствие вкуса… Ну что я перечисляю, вы наверняка уже нарисовали примерный портрет этой курицы. Ну? Мужчины без ума по гроб жизни от таких женщин? Да нет, конечно! Что за абсурд!

Но, видимо, не стоит забывать, что мы живем как раз по законам того самого абсурда. Вы же видите, что мы получаем в итоге – я, вся такая красавица, сижу, рыдаю на кухне, а Андрей ушел в закат. Вернее, не в закат, а к своей жене.

Нет в мире никакой справедливости!

Я закуриваю очередную сигарету. Состояние бессильной злобы на Андрея медленно переползает в не менее бессильную и тягучую жалость к себе. К горлу вновь подкатывает ком.

Мне двадцать шесть лет, я хороша собой – этому способствует масса свободного времени, возможность хорошо спать и отдыхать, возможность посещать хороший фитнес клуб, возможность хорошо одеваться и посещать различные процедуры в неплохих салонах и косметологических клиниках. Все это, разумеется, за счет Андрея. Черт, опять у меня не вяжется в мыслях, что меня бросил мужик! Ну, и на что я теперь буду жить?

Бросаю недокуренную сигарету в пепельницу, бегу в прихожую и срываю с крючка свою сумку. Так… Где мой телефон (последняя модель, разумеется, купленная Андреем)? Ну да, ну да, вот же он. Вовсе не в сумке, а в кармане пальто.

Снимаю с блокировки, набираю текст смс-сообщения:

«Мне нечем платить за квартиру! Ты об этом подумал?»

Получатель – Андрей.

Это, кстати, актуальный вопрос.

Вообще, я могу с уверенностью заявить, что жизнь моя делится на два отрезка – до знакомства с Андреем и после. Это сейчас я вся такая из себя принцесса и все-то у меня есть (ах, да, небольшая поправочка – теперь у меня нет мужчины, который это все-то мне и дал).

На момент, когда мы с ним познакомились, я работала администратором в небольшой кофейне на Фонтанке. Доработалась, так сказать. Это я к тому, что до этого я трудилась там официанткой.

А вообще, если по порядку, то есть, если рассматривать мою биографию с начала, с истоков, так сказать, то я даже не из Питера. Родилась я в малюсеньком портовом городке Ленинградской области, так что все детство и весь подростковый возраст я постигала прелести загнивающей русской глубинки, какие можно показывать в артхаусных отечественных кинофильмах: тут тебе и маргинальные подростки, распивающие в грязных подворотнях спиртные напитки, школьницы-девицы, беременеющие в четырнадцать лет, многодетные семьи, живущие в деревянных гнилых бараках, отсутствие работы и, как следствие этого, множество пьющих мужиков, систематически избивающих своих жен и выносящих из дома последнюю копейку, чтобы купить водки.

Воспитывала меня одна мама. Вообще, матерей-одиночек в нашем городе было много, и это было некоей нормой, в то время как факт того, что в семье есть мужик, хоть пьющий в три горла, не работающий и тиранящий свою жену, выставлялся местными женщинами с гордостью. За некоторых глупые бабы даже соперничали – заманивали к себе домой бутылкой под предлогом «чего-нибудь починить». Потом обманутые жены громко орали на своих мужей, дрались с роковыми соперницами, таская их за волосы и пиная ногами. Дети рыдали, мужики оставались как бы ни при чем, словом, настоящие любовь и тайны Сансе Бич. Да, имела я удовольствие наблюдать подобные сцены, так как жила с мамой в одном из этих полуразрушенных бараков, где вся жизнь твоих соседей – вся наизнанку, на всеобщее обозрение. И это норма.

С мамой мы жили тихо. Она работала медсестрой в местной больнице, да и вообще, сколько я ее помню, всегда была молчаливой, мягкой женщиной. Ни разу на меня голоса не подняла. Только заплакала, когда я объявила ей что уматываю в Питер, да и то, наверное, от радости. Я искренне не понимала своих одноклассников, которые, закончив школу, оставались в этом гнилом городишке, повторяя судьбу своих матерей и отцов, обреченных на пьянство и нищету.