Я тревожно посмотрел ему в глаза. Время в помещении будто застыло ровно с того момента, как Люба выходила на улицу, где её ждал автобус. Мы могли быть первыми, кто попал сюда за лет двадцать. Не исключено, что внутрь вламывались, но по сравнению с другими квартирами, эта выглядела живой. Я склонился к вещам и попробовал на ощупь бежевое пальто. Ткань, казавшаяся крепкой, почти рассыпалась на пальцах. Моль. Где-то здесь затаилась вредительница-моль.
Внизу застоялся ещё более противный запах. Я поднялся, подавляя очередной спазм. Двери Слава оставил открытыми, и ветер колыхал застоявшийся воздух.
— Идём дальше, — махнул я ему.
Квартира оказалась однокомнатной, в дверях спальни торчал ключик. Мы так и застыли в тишине и темноте, не решаясь войти внутрь. Мне казалось, что источник ужасного аромата находился тут. Я стоял перед дверью, которая, возможно, даст мне ответ на вопрос, и догадывался, что увижу за ней вовсе не соленья. Дед чётко написал: «я оставил её тут». Он просил прощения за то, что оставил её в Припяти. Паззлы у меня в голове складывались с феноменальной скоростью. Дед эвакуировался, а забрать Любовь не смог. Почему? Не знаю, но не смог. И она умерла в Припяти.
Может быть, она болела?
Может быть, мы со Славой не ошибались, приписывая ей участие в ликвидации Чернобыльской аварии?
Я поднял руку, когда Слава, прошедший дальше по коридору, окликнул меня. Признаюсь честно, меня обрадовала возможность открыть дверь чуть позже. Подойдя к Славе, я уставился на снимок в рамке в его руках. Молодая женщина держала охапку полевых цветов.
— Люба? — спросил я.
Слава молча передал мне фото. Я смахнул со стекла пыль, чтобы рассмотреть черты лица женщины. Молодая. Моложе, чем моя бабушка на момент развода с дедом. Кучерявые волосы спадали на плечи, улыбка сияла на губах. Красивая женщина в расцвете сил, наверное, популярная у мужчин.
— Переверни, — попросил Слава.
На обратной стороне я заметил подпись от руки. Не сразу разобрал имя, но когда наконец прочёл, замер. Таня, 1986 год. Вот что там было написано. Женщина, которую я принял за Любу, не возлюбленная моего деда. Или мы вломились не в тот дом? Или Огнева вообще никак связана с Любой? Я тихо прыснул, отдавая фото, и мгновенно потерял запал. Опёрся о косяк двери, посмеиваясь. Мы пробрались в чей-то дом. И зря.
— Она не Люба. Здесь нет никакой Любы. Боже, что я за идиот такой?..
— Не совсем.
И тут я увидел, что Слава держал в руках ещё одну рамку. Он смотрел на меня как врач, собирающийся сказать пациенту не очень приятную новость.
— Да что там такое?
Выхватив у него фотку, я уставился на ту же женщину. Вместо цветов она держала на руках ребёнка. Совсем маленькую девочку, укутанную в пелёнки. И что это значило? Я на автомате посмотрел на обратную сторону, здесь тоже нашлась подпись. И именно она объяснила мне всё: «Таня с Любочкой, 1977 год».
Дед писал не возлюбленной, а своей дочери!
***
У моего деда дочь? У моей мамы объявилась сестра? Вот, о какой Любови говорил дед в дневнике? Вот, что он оставил в Припяти? Я стоял как громом поражённый, не зная, что сказать. Не хотелось даже предполагать, что дед имел пристрастия к детям, а других вариантов, помимо того, что Люба являлась его дочкой, я не находил. Хаотично вспоминал тексты писем, найденные в квартире деда... Находил ли я там намеки на романтический интерес? Вроде нет.
Слава прошёлся по кухне, заявив, что ничего ценного мародёры не оставили, лишь осколки какого-то хрусталя.
— У моей мамы есть сестра! — выдал я уже вслух.
— Это один из возможных вариантов.
Как обычно, Слава реагировал очень сдержанно. Он предложил мне войти в единственную комнату, где когда-то ютились и мама, и дочь.
Замок щёлкнул, и мы оказались в облаке противного, душащего аромата. В прямоугольном помещении остался только диван, скрученный в трубочку коврик (интересно, почему его так и не вынесли?) и шкаф коричневого цвета.
Ни следа пребывания ребёнка.
Справа в окне виднелся балкон. Я хотел открыть его, сам не зная толком зачем, и услышал, как Слава сдавленно вскрикнул. Я даже оглянуться не успел, как он сам на меня налетел, едва не повалив на пол. Удержавшись на ногах, я схватил его за плечи и посмотрел в шкаф, на то, что его должно было ужаснуть. Слава не из пугливых, думал я, вспоминая рассказы о катакомбах. Кстати, о скелетах. Из шкафа на нас смотрел скелет. Человеческий скелет.
— Чёрт возьми, чёрт возьми. Что за хрень?! — с чувством произнёс я, тоже отступая.