Откровенный разговор с верующими и неверующими

Сам патриарх в своей речи в храме Ленинградской духовной академии 6 декабря 1949 года сказал: "Горе тому пастырю, который и сам ищет мирских развлечений и семью свою увлекает на путь мирских соблазнов. Подвиг пастыря должен заключаться и в том, чтобы отрешаться от прелестей и утех мира, и если пастырь не свободен от этого соблазна, это признак, что у него нет истинного пастырского духа... И здесь, в духовной школе, все должно быть направлено к тому, чтобы создать цельный образ истинного, боголюбивого, благоговейного пастыря. И потому, когда мы слышим, что в духовной школе порой тоже бывают попытки ввести мирские обычаи и развлечения, мы не одобряем этого, потому что это постепенно отвлекает готовящихся к пастырству от того пути и от той цели, к которой они должны стремиться..."

Таков был ответ церкви на мою попытку растить питомцев духовных школ людьми широкого кругозора и по-настоящему образованными.

Из этой речи и из других указаний, которые я начал получать, явствовало, что руководство церкви хочет, чтобы воспитанники жили, по существу, одной святоотеческой литературой и были, вместе с пресловутыми "отцами церкви", людьми, стоящими на уровне культурного развития и научного понимания первых пяти веков нашей эры. Я, однако, не хотел изменять идеалам "пастыря", которые еще жили во мне в то время и в которые верил, и подал в отставку с поста инспектора.

Много позже, продолжая наблюдать жизнь студентов и семинаристов, понял я, как трудно было молодым людям, поступающим в духовные школы, в данной обстановке отзываться на мои призывы. Недаром наставники академий и семинарий и почти все архиереи так боятся интереса к наукам, жажды света, широких интересов у учащихся духовных школ. Недаром так злобствуют они против того, чтобы студенты и учащиеся духовных школ читали светские книги, научно-популярные и атеистические издания, против посещения кино и театров.

Закрыть глаза конскими шорами и отгородить человека от жизни катихизисом и иконостасом, затуманить ладанным дымом схоластики человеческое сознание, убить в душах самый человеческий из всех инстинктов - "хочу все знать!" - вот их идеал духовного "пастыря" и достойного "раба господня".

Читателю, думается мне, уже ясно из всего сказанного, что в такой среде и при такой системе только немногим, мыслящим людям из среды учащихся удается не утрачивать живой критической мысли, встать в какой-то мере на уровень современности. И только единицам оказывается по силам прозреть и отвергнуть хитросплетения религиозной схоластики...

ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ ОТКРЫВАЕТ МНЕ ГЛАЗА НА ПОДЛИННЫЕ КОРНИ ВСЕХ ВЕРОВАНИЙ

Между тем с возвращением к научной деятельности получило новый толчок и возникшее еще в годы аспирантуры мое стремление строго научно, критически и с точки зрения самых новых и совершенных научных методов пересмотреть и проверить свое мировоззрение и религиозно-философские взгляды.

Как уже было сказано, я получил наряду с основной работой над Ветхим заветом еще и вспомогательную кафедру истории религий. Существовала эта кафедра только два года, но в жизни моей сыграла поистине решающую роль... Но случилось это не тогда, когда я читал данный курс, а несколько позже, когда начатое в те годы изучение многочисленных материалов было мной завершено и наступила пора разобраться в них, сделать выводы. Сложен был проделанный путь, раньше чем я увидел, к какому разгрому я пришел...

Рассмотрение не только религий Древнего Востока, но и религий народов нашей Сибири, жителей островов Тихого океана, Средней Азии и Дальнего Востока, Африки и Америки показало мне, что самые, казалось бы, священные обряды и ритуалы считающихся наиболее возвышенными религий, как, например, христианство, буддизм, магометанство, корнями своими уходят в эпоху дикости человеческого рода, что они являются перекрашенными, переосмысленными, соответственно новой стадии развития людей, обрядами и суевериями древнекаменного и новокаменного веков.

Те пророчества, в которых еще недавно я слышал голос неба, оказались на поверку таким же явлением, как и все прочие предрассудки.

От "причастия святых тайн" корни протянулись к диким и кровавым обрядам ряда первобытных народов, к поеданию священного тотемного животного-первопредка и к богоядению более поздних сравнительно с тотемизмом религий.

Священники и архиереи побратались с колдунами и шаманами. Звонцы на архиерейском облачении и на кадиле перекликнулись своими голосами с шаманскими бубнами и позвонцами, которыми отгонялись демоны и призывались духи-помощники (как бы эти архиерейские игрушки ни толковали потом богословы-литургисты).

Ладан и кадило слились дымком своим с теми обкуриваниями и жжением особых "духоотгнательных" и "духопривлекающих" трав, которые встречаются во всех культах древности и которые восходят к почитанию огня людьми пещерного периода, когда окуривание дымом выходивших из пещеры действительно отпугивало зверей, боявшихся огня, и как бы охраняло человека от внешних опасностей.