Откровенный разговор с верующими и неверующими

От "причастия святых тайн" корни протянулись к диким кровавым обрядам ряда первобытных народов, священники и архиереи побратались с шаманами, священное писание стало окончательно документом и проповедником рабовладельческой морали, бог по отношению к верующим - небесным отражением некоего универсального рабовладельческого идеала, для которого все и навсегда рабы, чаще всего дурные. И сам сатана оказался не врагом божьим, а в лучшем случае божьим чиновником по особо щекотливым карательным поручениям.

В 1955-1956 году я был привлечен в качестве ученого редактора к новому изданию Библии и отдельно - Нового завета с Псалтырью. Работа над Библией влекла меня, но меня угнетало сознание, что издание будет использовано не в научно-исторической и историко-критической работе, а как средство религиозной пропаганды и одурманивания человеческих душ.

В этот же период в "Журнале Московской патриархии" я поместил ряд статей в защиту мира, дела для меня всегда близкого и дорогого. Скоро, однако, должен был прекратить эту работу, так как от меня требовали по возможности голой елейности, на что я мало способен.

Мое решение порвать с религией все более оформлялось и крепло. Почему я не ушел из академии несколько лет назад? Процесс формирования моего мировоззрения шел от этапа к этапу. Я не сразу преодолел то преклонение перед несуществующей, абстрактной моралью вообще, которую проповедует религия. Потом многое время я думал, что могу принести некоторую пользу людям, стараясь своим воздействием воспитывать в церкви, - уж раз она есть и верующие ходят в храмы, - пастырей, которые если и будут говорить о вере, то по крайней мере не будут проповедниками грубых суеверий фанатизма.

Однако с каждым годом я убеждался все более и более, что решение мое неверно. За спинами тех людей, которые пытались быть такими, как это мне хотелось, гнездились, спекулируя на их светлых чертах, тысячи грязных трутней. И мои усилия быть носителем и учителем передовой науки и культуры при том общем регрессивном направлении, которое придавалось всему воспитательному процессу в духовных школах, оказывались только водой на мельницу проповеди тьмы и отсталости. Меня коробило, когда в академии на "ученых советах" разбирались кандидатские диссертации вроде "работы" "О злых духах", где, к примеру, говорилось, что сатана является и поныне, но без рогов и копыт, а в виде красивого голого мужчины с бронзовым лицом и телом (диссертация Миронова).

Я все яснее стал сознавать, что только полный разрыв с религией может примирить меня с моей совестью и дать право считать себя честным человеком. При этом я думал: учил ты открыто?! Проповедовал всем?! А уйдешь, как змеей уползешь. Это бесчестно. Ты должен иметь смелость сказать о своем решении так же открыто и в глаза людям, как ты открыто и в глаза проповедовал то, что признал ошибочным и ложным. Умел учить, сумей разоблачить то, чему научил.

Одно, казалось бы, незначительное переживание заставило меня задуматься. Это было утром 7 сентября. Я приехал в академию принимать экзамены. Вошел в зал заседания. Очень хороший человек с наивной детской верой - доцент Миролюбов говорил с одним из преподавателей о статьях в газетах по поводу религии. Подошел инспектор академии профессор Парийский. Миролюбов спросил его: "Надо ли говорить с учащимися по поводу таких статей?" Парийский ответил резко и повысив голос: "Ни в коем случае. Я в библиотеку дал указание не вывешивать газет и журналов, где будут какие-либо статьи. Незачем говорить об этих гадостях. Их надо замалчивать, как если бы их не было". Миролюбов: "А если спросят? Ведь там есть чисто научные вопросы". Парийский: "Нет там никакой науки".

Подошел ректор, доцент протоиерей Сперанский и сказал: "Ну, не везде же один полемический задор. Есть очень серьезные статьи с привлечением науки". Парийский, что называется, взорвался: "Нет никакой науки! Какая это наука, которая то одну, то другую теорию выдвигает. Нет никакой науки..." Все замолчали. Ректор отошел. Мне же стало невыносимо душно. Физически душно в этом мире схоластики, для которого наука - это только окостенелые формулы догматов и учение об уставных каждениях и коленопреклонениях.

Я стал искать конкретного выхода из тупика. Второго декабря официально сообщил ректору академии о прекращении мною преподавания в академии и вручил ему свое письмо, в котором четко мотивировал причины своего ухода из церковного ведомства и которое просил зачитать моим бывшим сослуживцам преподавателям и учащимся, учившимся у меня.

"Правда", 1959, 6 дек.

К духовной свободе

ДЛЯ ЧЕГО НУЖЕН ЭТОТ РАССКАЗ? ЧТОБЫ ПРЕДОСТЕРЕЧЬ ОДНИХ...

Со дня моего ухода (2 декабря 1959 года) из духовных школ, православной церкви, христианства и разрыва с религией вообще прошло немало времени. Уже выявились тенденции истолкования представителями церкви и моими бывшими сослуживцами и учениками мотивов ухода. Через газеты "Правда" и "Известия" поступило немало откликов на напечатанные в них "Письмо в редакцию" и "Ответы корреспонденту". Немало откликов пришло и ко мне на дом.