Открытая дверь и другие истории о зримом и незримом

Линдорес не мог сказать, что именно заставило его в этот момент вспомнить о портрете, который он видел в задней комнате замка — старого графа Роберта, злого графа. Это был плохой портрет, — попросту мазня, сделанная художником-любителем, — оригинал, из-за ужаса перед графом Робертом и его дурными привычками был снят кем-то из прежних родственников со своего места в галерее.

Линдорес никогда не видела оригинала — ничего, кроме этой копии-мазни. И все же каким-то странным образом он вспомнил это лицо — казалось, оно появилось перед его глазами, когда его друг заговорил. Легкая дрожь пробежала по его телу. Это было очень странно. Он ничего не ответил Ффаррингтону, но подумал: как могло случиться, что скрытое присутствие в его сознании некоего предвкушения приближающегося разоблачения, явленного к жизни предложением его друга, вызвало в его памяти мимолетное видение признанного семейного мага. Это предложение полно длинных слов; но, к сожалению, в данном случае требуются именно длинные слова. И этот процесс был очень прост, если его проследить. Это был самый ясный случай бессознательной деятельности мозга. Он закрыл глаза, чтобы обеспечить себе уединение, пока обдумывал все это, и, будучи усталым и нисколько не встревоженным своим бессознательным умственным упражнением, прежде чем снова открыть их, крепко заснул.

День его рождения, последовавший за прибытием в Гленлион, был очень насыщенным. У него не было времени думать ни о чем, кроме как о сиюминутных заботах. Публичные и частные приветствия, поздравления, подарки сыпались на него. Гаури были популярны в этом поколении, что не могло считаться обычным явлением в семье. Леди Гаури была великодушна и добра той добротой, которая исходит от сердца и которая является единственной добротой, способной произвести впечатление на проницательное общественное мнение; а лорд Гаури имел лишь малую долю двусмысленной репутации своих предшественников. Они могли бы время от времени блистать, хотя в целом были достаточно невзрачны; все это нравится публике. Это было скучно, говорил Линдорес, но все же молодой человек не испытывал неприязни к почестям, к лести, к сердечным речам и добрым пожеланиям. Молодому человеку приятно чувствовать себя средоточием всех надежд. Ему казалось вполне разумным, — вполне естественным, — что так оно и будет, и что фермеры будут с гордостью ожидать его будущие выступления в парламенте. Он искренне пообещал им, что не обманет их ожиданий, что он воспринимает их интерес к нему как дополнительный стимул действовать. Что может быть естественнее этого интереса и этих ожиданий? Он занимал важное положение; он был так молод, на него смотрело так много людей, исполнение столь многих надежд зависело от него; и все же это было вполне естественно. Однако его отец выглядел так, словно занимал еще более важное положение, чем Линдорес, и это было, по меньшей мере, странно. С каждым часом его лицо становилось все мрачнее и мрачнее, пока ему не стало казаться, что он недоволен популярностью своего сына или что его мучает какая-то мысль. Ему не терпелось поскорее покончить с обедом и избавиться от своих гостей, и, как только они удалились, он выказал такое же беспокойство по поводу того, что его сын тоже должен удалиться.

— Немедленно ложись спать, — сказал лорд Гаури, — окажи мне любезность. Завтра у тебя будет очень насыщенный день.

— Вам не нужно беспокоиться за меня, сэр, — сказал Линдорес, почти оскорбленный, но повиновался, чувствуя себя усталым. За весь этот долгий день он ни разу не подумал о тайне, которую ему предстояло раскрыть для себя. Но когда он внезапно проснулся среди ночи и увидел, что в его комнате зажжены все свечи, а отец стоит у его постели, Линдорес мгновенно вспомнил об этом и через мгновение почувствовал, что главное событие, — возможно, самое главное в его жизни, — произойдет именно сейчас.

ГЛАВА II

Лорд Гаури был очень серьезен и очень бледен. Он стоял, положив руку на плечо сына, чтобы разбудить его; его платье не изменилось с того момента, как они расстались. И вид этого парадного костюма очень смутил молодого человека, когда он вскочил с постели. Но в следующий момент он, казалось, точно знал, почему было именно так, и, более того, казалось, — он знал это всю свою жизнь. Объяснения казались излишними. В любой другой момент, в любом другом месте человек был бы поражен, если бы его внезапно разбудили посреди ночи. Но у Линдореса такого чувства не было; он даже не задал вопроса, а вскочил и устремил свой взор на лицо отца.

— Вставай, мой мальчик, — сказал лорд Гаури, — и одевайся как можно скорее. Я зажег свечи, все уже готово. Ты крепко и долго спал.