Открытая книга. Части I и II

Рыбтрест был озабочен тем, что зернистая икра быстро портилась и, несмотря на огромный спрос, не могла экспортироваться за границу. По настоянию Крамова мы несколько раз отказывались от предложений, имевших, с нашей точки зрения, практический интерес. Но мы неопровержимо доказали, что икра — не только свежая, но даже продажная — содержит лизоцим. Чему же могли помешать несколько попутных опытов — для нас попутных, а для Рыбтреста существенно важных? Правда, в случае удачи предполагалась командировка на промыслы в Астрахань или на Азовское море. Но мало ли что могло прийти в голову представителю организации, не выполняющей экспортный план?

Так или иначе, нужно было идти к директору, который был, по-видимому, очень сердит, — иначе, пожалуй, не стал бы говорить со мной в таком изысканно вежливом тоне.

— Здравствуйте, Татьяна Петровна. Садитесь.

Что-то изменилось в нем за последнее время — надменность появилась в этом лице, в этих пухлых щечках, висящих над чистым твердым воротничком, губы были жестко поджаты. Он был одет не только тщательно, как всегда, но щеголевато, и когда я увидела платочек в наружном кармане пиджака и яркий, не по возрасту, галстук, мне вдруг вспомнились неприятные разговоры о том, что он очень часто появляется в ресторанах и театрах с Глафирой Сергеевной. Впрочем, я не придавала этим разговорам никакого значения.

— Татьяна Петровна, я хотел задать вам один вопрос, — с обычной любезностью, в которой на этот раз сквозило что-то мрачное, начал Крамов. — Не кажется ли вам, что сотрудники, ведущие какие бы то ни было переговоры за спиной директора, тем самым подрывают авторитет института?

Я ответила, что ни с кем не вела подобных переговоров.

— В таком случае совершенно очевидно, что месяц тому назад наблюдалось редкое в стенах научных институтов явление миража, — с иронией сказал Крамов. — У вас был представитель Рыбного треста, вы обещали ему заняться консервацией зернистой икры, и все это лишь померещилось сотрудникам, которые воочию видели сего представителя и своими ушами слышали ваш разговор?

— Нет, не померещилось, Валентин Сергеевич. Ко мне действительно заходил представитель Рыбтреста, и я обещала ему заняться икрой. Это не значит, что я вела с ним переговоры за вашей спиной.

— Позвольте узнать, а что же это, по-вашему, значит?

— Только одно — что я намерена ввести икру в число препаратов, на которых мы испытываем действие лизоцима.

Крамов с притворным изумлением подпил брови.

— Я очень счастлив, что мне удалось, правда с некоторым опозданием, узнать о ваших намерениях, Татьяна Петровна! Но не находите ли вы, что эти намерения должны согласоваться с пятилетним планом работы нашего института? Как известно, этот план тесно связан с общими задачами нашей страны в реконструктивный период.

Что-то фальшивое прозвучало в самой отчетливости, с которой были произнесены эти слова: «пятилетний план», «реконструктивный период».

— Или вам кажется, что, следуя своим намерениям, сотрудники могут не считаться с общим направлением работы?

— Валентин Сергеевич, я не давала никаких обещаний. Но если вы хотите знать, я считаю, что с нашей стороны было бы непростительной ошибкой отказать в помощи Рыбтресту, который несет большие убытки.

Крамов молча смотрел на меня. Все было неприятно в этом разговоре: и усталость, которую ему, очевидно, не хотелось преодолевать ради меня, и мрачная ирония, за которой сквозило глубокое равнодушие. Но то, что он смотрел на меня не моргая, с пристальным выражением, видимо обдумывая что-то, было особенно неприятно.

— Ну что ж, Татьяна Петровна, — начал он почти небрежно, что тоже оскорбило меня, — очевидно, мы с вами держимся разных точек зрения на цели нашей работы. Я ни на минуту не забываю о том, что наш институт по своему характеру должен определять новое направление в науке. А вы увлечены идеей помощи различным организациям Наркомпищепрома. Вам не кажется, что именно там вы и могли бы найти наилучшее применение своим дарованиям?

Я невольно прижала руку к груди. Крамов взглянул на меня и неторопливо потянулся к графину с водой.

— Благодарю вас, не нужно… Очевидно, я должна понять ваши слова как предложение подать заявление об уходе? Но поскольку наш спор имеет принципиальный характер, я считаю своим долгом довести его до сведения парткома.

Я встала и, не простившись с Крамовым, направилась к двери. Он догнал меня и заставил вернуться.

— Вы неверно поняли меня, Татьяна Петровна, — на этот раз без малейшей иронии, спокойно и твердо сказал он. — Поверьте, что меньше всего я думаю о том, чтобы ограничить ваши научные интересы. Все, чего мне хотелось, — это предупредить вас, что нет ничего легче, как согласиться на узкопрактическое предложение и одновременно потерять основную цель — сделать нечто прогрессивное в науке. Мне казалось, что вам не следует разбрасываться, а ведь у вас есть к этому склонность.

Что-то дрогнуло в маленьком холодном лице, снова уставившемся на меня с пристальным, думающим выражением.