Открытая тайна

Незаметно приходит Великое Пробуждение, и мы обнаруживаем, что эта жизнь — на самом деле великий сон...

И тогда мы оказываемся в стирающем все Единстве. Там совершенная приспособляе­мость ко всему, что может произойти, — и так мы завершаем отпущенное нам время.

Чжуан-цзы, гл. и

1. Время и пространство

Мы часто не понимаем природу и преувеличиваем важность «времени» и «пространства».

Нет таких «вещей» (они не существуют сами по себе): они обладают кажущимся существованием, то есть они «функционируют» только как механизм, позволяющий событиям, растянутым простран­ственно и последовательно, быть познаваемыми. Они сопровождают события и делают их развитие осуществимым. Сами по себе они не имеют никако­го существования. Это видимости, и их кажущее­ся существование происходит из событий, которые они сопровождают и делают воспринимаемыми. Они гипотетичны, как «эфир», условны, как алге­бра, — психические умозаключения, помогающие познавать вселенную, которую мы объективируем, и они не предшествуют и не сохраняются отдельно от сопровождаемых ими событий, а используются в функции каждого такого события, когда оно про­исходит.

Там, где нет событий, нет и необходимости во «времени» или «пространстве» — и в их отсутствие

мы более не ограниченны, поскольку нет того, кто считает себя ограниченным.

Время — всего лишь умозаключение, придуман­ное в попытке объяснить рост, развитие, протяжен­ность и изменение, которые составляют дополни­тельную ось измерения за пределом известных нам трех, под прямыми углами к объему. «Прошлое», «на­стоящее» и «будущее» — умозаключения, извлечен­ные из этой временной интерпретации следующего измерения, в котором возникает иллюзия протяжен­ности. И, следовательно, все формы временности концептуальны и воображаемы.

Таким образом, прорицание, или предвидение, — это восприятие с дополнительной оси измерения, за пределом времени, под четвертым прямым углом, откуда, как в случае с каждым главным измерением, второстепенные воспринимаются как целое, и «при­чины» и «следствия» так же очевидны в том, что мы называем будущим, как и в том, что мы называем прошлым.

Событие происходит только в уме воспринимаю­щего — одного или нескольких, в зависимости от об­стоятельств — и никакое событие не может быть ни­чем иным, кроме как памятью, когда мы знаем его. События — лишь психические переживания. Собы­тия, или память о событиях, — это объективизации в сознании.

2. Псевдопроблема «страдания»

Кто может страдать?

Только объект может страдать.

Я не объект (никакой объект не может быть я),

нет ни я-объекта, ни я-субъекта, потому что они оба были бы объектами.

Следовательно, я не могу страдать.

Но кажется, что страдание есть, как и его проти­воположность, — как удовольствие, так и боль. Это видимости, но они переживаются. Кем или чем они переживаются?

Они, очевидно, переживаются посредством отож­дествления того, что есть я, с тем, что не есть я, или, если хотите, тем, что не есть мы, иллюзорно ото­ждествленным с тем, что мы есть.

То, что мы есть, не знает боли и удовольствия. То, что мы есть как таковое, вообще ничего не знает, по­скольку нет никакой объективной сущности, чтобы испытывать переживание.

Какими бы интенсивными ни казались ощуще­ния, в сне проявленного они — следствия причин во временной последовательности, и вне временной

последовательности, в которой они развиваются,

они не являются ни причиной, ни следствием.

Нет никого, кто мог бы страдать. Нам кажется, что мы страдаем, из-за нашего иллюзорного отож­дествления с феноменальным объектом.

Давайте, по крайней мере, поймем это.

То что есть мы неуязвимо и не может быть не свободно.

3. Гипотеза воли

I

Кажется механизм жизни основан на предположении, что действия разумных существ  - результат приложения воли со стороны каждого такого феноменального объекта,

Очевидно, однако, что они скорее реагируют, чем действуют, и что их жизнь обусловлена инстинктами, привычками, модой и пропагандой. Их образ жизни в первую очередь — набор рефлексов, оставляющий ограниченные возможности для намеренного и об­думанного, то есть целенаправленного действия, ко­торое при поверхностном рассмотрении может по­казаться результатом волеизъявления, или, что называется, волевого действия.

Тем не менее «воля» — лишь умозаключение, по­скольку как бы мы ни искали, мы не сможем най­ти прилагающую ее сущность. Все, что мы сможем найти, — это импульс, который будет казаться вы­ражением концепции «я». И было бы несправедливо заключить, что такой импульс способен повлиять на неумолимую цепь причинности или, другимисловами, на процесс проявления, производящий видимые события, если только он сам не является элементом одного или другого.

II  Волеизъявление