Открытие Антарктиды

На половине пути от входа в залив с моря до города Сиднея встретил нас весьма приязненно капитан порта Пайпер и предложил нам стать на якорь на рейде против самого города. Мы воспользовались сим предложением и в 11 часов утра против города Сиднея, на глубине шесть с половиной сажен, имея грунт ил с серым мелким песком и малыми ракушками, бросили якорь, пробыв 131 день под парусами со времени выхода из Рио-де-Жанейро.

Вновь строящаяся крепость на мысе Бенелонг находилась от нас на SO 14°, в трех кабельтовых. Сие якорное место тем более было нам приятно, что все иностранные суда должны становиться в так называемой Неутральной бухте, где стояли и французского флота капитаны Бодень и Фресине, посланные правительством для произведения разных исследований и, возможно, обретений. Мы отвязали все паруса и спустили гребные суда.

Капитан порта Пайпер, отправляясь со шлюпа, предложил мне ехать с ним на берег к губернатору генерал-майору Маккуори; я с признательностью сие исполнил, когда мы совершенно установились на якорь. За несколько дней до нашего прибытия в Порт-Джексон у двух матросов на ногах оказались синие пятна, несомненные признаки цинготной болезни. Один был из татар, пожилых лет, а другой русский, молодой, превосходный марсовой матрос, но, к сожалению, слабых сил.

Штаб-лекарь Берх поил их отваром из сосновых шишек. Почитая сие средство недостаточным, я приказал тереть ноги их лимонным соком и давать им выпить по полурюмке того же сока; сим средством, которое при отправлении нашем советовал мне вице-адмирал Грейг, только что могли удерживать болезнь в одной степени. Мы старались употреблять все средства против сей злой заразы, но долговременное 130-дневное плавание в холодном, сыром и бурном климате превозмогает все усилия. Я почитаю себя счастливым, что на пути не лишился ни одного человека.

От мокроты и холода свиньи и бараны также заразились цинготною болезнью, и несколько из оных умерло в продолжение нашего плавания: у них посинели и распухли ноги и десны, так что бараны по прибытии в Порт-Джексон не могли хорошо есть свежую траву – от боли и слабости в распухших деснах.

Поставляю обязанностью отдать справедливость всем офицерам, что они споспешествовали благополучному совершению плавания нашего деятельностью и точностью в исполнении своих должностей, без чего не могли бы мы достигнуть столь успешного окончания трудной и долговременной нашей кампании. Я особенно признателен капитан-лейтенанту Завадовскому, который, занимая капитан-лейтенантскую должность по шлюпу, разделял свою опытность и службу со мной. Без помощи его я должен бы переносить всю тягость сего многотрудного похода или иногда принужден бы, для облегчения моего, делать сигналы лейтенанту Лазареву идти форзелем[106]

, чего я в продолжение всего путешествия избегал, для того что шлюп его ходил дурно, не мог бы много нести парусов и мы бы медленно шли вперед; когда же шлюп «Мирный» шел в кильватере в надлежащем расстоянии, тогда действовал по моим сигналам с желаемым успехом.

Мы нашли в Порт-Джексоне 40-пушечный английский транспорт «Коромандель» под начальством штурмана королевской службы Доуни; он привез ссылочных из Англии. На обратном пути в Европу назначено ему зайти в Новую Зеландию за лесом в залив Островов; другой такой же транспорт, «Дромедери», незадолго перед нами отправился туда же.

Они имели повеление взять в Новой Зеландии леса, годные на стеньги 74-пушечных военных кораблей. Тендер «Мармейд» под начальством лейтенанта Кинга, который описывал северную часть Новой Голландии, в скором времени отправляется для окончания описи; кроме сих судов мы нашли двенадцать купеческих судов, большей частью из Индии и Кантона, откуда лавки в Порт-Джексоне наполнились произведениями Китая и Индии.

Около полудня на европейской неопрятной лодке с северного берега прибыло к нам семейство природных жителей; они несколько изъяснялись исковерканным английским языком, кланялись по-европейски очень низко, кривляя лица, чтобы изъявить радость. Один из них имел на себе худые брюки английского матроса, на лбу повязку из шнурков, выкрашенных красной землей, на шее – медную бляху, наподобие четверти луны, с надписью: «Bongaree Chief of the Broken-Bay – Tribe 1815»[107].

Сия бляха висела на крепкой медной цепочке; по надписи мы узнали, кто был наш гость, а он прибавил, что провожал капитана Флиндерса и лейтенанта Кинга в их путешествиях около берегов Новой Голландии. Бонгари представил нам свою жену Матору, которая была полузакрыта байковым английским одеялом, а голова ее украшена зубами животного кенгуру. Дочь ее полубелая, довольно приятного лица и стана, – кажется, что происходит от европейца, а сын черный, похож на отца; все были нагие. Бонгари говорил, указывая на своих товарищей: «Это мой народ»; потом, показывая на весь северный берег, сказал: «Это мой берег». я приказал дать им по стакану грога, сухарей и масла – сколько съедят.