Открытие колбасы «карри»

Лена сразу узнала Бремера. Ей пришлось отвернуться, чтобы успокоить дыхание и скрыть дрожание рук, когда резала колбасу. Он опять постройнел, и на нем в самом деле был костюм ее мужа. Из прочного отличного английского материала. На голове его была шляпа, настоящая борсалино. Он ее выменял. Дела шли хорошо. Тогда замазка для окон шла нарасхват. И полно выбитых стекол. Он совсем не изменился, вот только шляпу сильно надвинул на глаза. «Кофе натуральный?» – спросила она. Он выглядел как преуспевающий спекулянт. «Все равно», – ответил он. И подумал, что она должна узнать его по голосу. «Так что же? – опять спросила она. – Натуральный стоит два доллара или тридцать марок». Он по-прежнему не чувствовал вкуса, поэтому ему было все равно, что пить: натуральный или желудевый, но все-таки сказал: «Натуральный». – «К нему порция колбасы «карри», все вместе пять долларов». Да, цены – будь здоров. Но он согласно кивнул. Она высыпала на сковороду смесь с карри, аромат далекого прошлого, полила ее кетчупом и уже потом добавила обжаренные кусочки колбасы, затем выложила готовую колбасу на металлическую тарелку и протянула ему. Бремер подцепил ломтик колбасы деревянной палочкой, обмакнул его еще раз в темно-красный соус. И тут, совершенно неожиданно, ощутил вкус, его языку открылся настоящий райский сад. Он ел колбасу и наблюдал за тем, как она обслуживает покупателей, приветливо и быстро, как разговаривала с людьми, шутила, смеялась, один раз она взглянула на него, очень коротко и без всякого удивления или смущения, увидела его приветливое, нет, сияющее лицо, будто только что он открыл нечто удивительное, узнал ее, на мгновение она заколебалась, хотела крикнуть: «Привет!» – но тут какой-то покупатель попросил желудевого кофе. Ее руки больше не дрожали. Он тщательно подобрал хлебом весь темно-красный соус и вернул тарелку. Немного отойдя, Бремер еще раз кинул взгляд на ларек. Тыльной стороной руки Лена убирала со лба соскользнувшую прядь волос. Седую прядь, которая почти не выделялась на фоне ее светло-русых волос, более того, она подчеркивала их красоту, оживляла их; Лена Брюкер взяла разливную ложку и привычным движением полила кусочки колбасы красным соусом. Он представил себе – такой и я запомнил ее, – как она день за днем без конца выполняла это движение; это было элегантное, быстрое движение, легкое, без малейшего напряжения.

Она высоко подняла вязанье, солнце ярко-желтым кругом врезалось в синеву неба.

– Ну, что скажешь?

– Чудесно.

– Надо подумать, стоит ли делать облако, сумею ли я.

Она смотрела поверх меня и шевелила губами, потому что опять считала петли.

Какая-то надломленность чувствовалась в ней, но в то же время большая цепкость, даже сила. Мне хотелось спросить ее, встречала ли она еще раз Бремера, но, поскольку на вечер у меня была назначена встреча и было уже довольно поздно, я подумал: как-нибудь в другой раз спрошу, еще есть время. Однако времени больше не оказалось.

На другой день я уехал в Мюнхен, а затем вскорости отправился на несколько месяцев в Нью-Йорк. Когда спустя приблизительно полгода я вновь вернулся в Гамбург и позвонил в дом престарелых, привратник сказал мне:

– Фрау Брюкер? Она умерла.

– Когда?

– Да уж тому как два месяца. Вы ее родственник?

– Нет.

– Как ваша фамилия? Минуточку, – произнес голос. – Для вас здесь оставлен пакет. Можете его забрать, только не забудьте взять с собой удостоверение.