Естественно, пленники не поверили ни одному его лживому заявлению, но, пользуясь относительной свободой, которая отныне им была дарована, они сумели передать в руки Албукерки ценные сведения о расположении города и его вооруженных силах.
Командующему с большим трудом удалось собрать флот из девятнадцати боевых единиц, на которых разместились тысяча четыреста человек, из которых только восемьсот были португальцами. Надо ли было, как того требовал король Мануэл, направить этот флот к Адену, ключу Красного моря, хозяином которого Албукерки намеревался быть, если только собирался противостоять приходу новой эскадры, которую египетский султан собирался послать в Индию? Португалец колебался, но разворот муссона положил конец его нерешительности. В самом деле, Адена при господствовавших ветрах стало невозможно достичь, но те же самые ветры помогали добраться до Малакки.
Город этот находился в то время в самом расцвете и насчитывал никак не меньше сотни тысяч жителей. Хотя большинство домов были деревянными и перекрыты крышами из пальмовых листьев, но там были тем не менее и значительные постройки, мечети и каменные башни, с которых открывалась панорама на целое лье в длину. В местном порту встречались Индия, Китай и малайские княжества Зондских островов, многочисленные корабли прибывали с Малабарского берега, из Персидского залива, с Красного моря и даже с африканского побережья; в городе шел обмен товарами всякого рода и любого происхождения.
Когда в эти воды пришел португальский флот, раджа Малакки понял, что надо создать видимость сатисфакции, пожертвовав министром, вызвавшим гнев иностранцев, а стало быть, и их прибытие. Посланец раджи пришел объявить вице-королю о смерти бендарры и узнать о намерениях португальцев.
Албукерки потребовал выдачи пленников, оставшихся в руках раджи; но тот, желая выиграть время и дождаться смены муссона — смены направления, которая вынудила бы португальцев убраться к Малабарскому берегу, не добившись цели, или же остаться надолго в Малакке, где раджа надеялся быстро с ними покончить, — находил тысячи предлогов для отсрочки, а тем временем выдвинул на огневую позицию восемь тысяч пушек, как говорится в сообщениях того времени, и собрал двадцать тысяч войска.
Потеряв терпение, Албукерки приказал поджечь несколько домов и малайские корабли, но только начали выполнять этот приказ, как пленники были возвращены; потом он запросил тридцать тысяч крузаду компенсации за ущерб, нанесенный флотилии Лопиша Секейры, и наконец потребовал разрешения на постройку крепости внутри городской черты, которая служила бы одновременно торговой факторией. Последнее требование не могло быть удовлетворено, о чем португалец хорошо знал. Тогда он решился штурмовать город. Для приступа был выбран день святого Иакова[118]
. Несмотря на ожесточенное сопротивление, длившееся девять часов, применение чрезвычайных средств, таких как боевые слоны, отравленные колья и стрелы, искусно замаскированные западни и баррикады, город был взят — квартал за кварталом, дом за домом — после поистине героической битвы.Вице-король собрал в Малакке громадную добычу для казны, не считая тех богатств, которые были награблены португальскими солдатами. Лично для себя Албукерки удержал только шесть бронзовых львов, которые должны были после смерти вице-короля украсить его гробницу в память об этой исторической победе.
Порт, дававший выход в Океанию и на Дальний Восток, стал отныне открыт для европейцев. Множество народов, прежде никому не известных, вступили в сношения с пришельцами из Европы. Странные обычаи, сказочная история стольких наций оказались в одночасье открытыми изумленному Западу. Начиналась новая эра, и такие важные последствия явились результатом безумной храбрости и неукротимой отваги одной лишь нации, родина которой едва видна на карте мира!
Благодаря религиозной терпимости, пример которой показывал Албукерки, терпимости, так разительно отличавшейся от жестокого фанатизма испанцев, благодаря умелым мерам, на которые отважился вице-король, процветание Малакки устояло перед жестоким ударом. Спустя всего несколько месяцев не осталось никаких следов перенесенных ею испытаний, кроме португальского флага, гордо реявшего над огромным городом, ставшим центром и авангардом колониальной империи маленького народа, которого мужество и предприимчивость сделали великим.
Это новое завоевание, каким бы значительным оно ни было, не заставило Албукерки позабыть свои планы. Если он по видимости и отказывался от них, так это потому только, что до сих пор обстоятельства не казались ему благоприятными. С присущими португальцу решимостью и упорством он не оставлял надежды продолжить походы, взгляды его от южной оконечности основанной им империи обращались на север. Албукерки все еще привлекал Ормуз, тот самый Ормуз, который в самом начале карьеры его вынудили оставить зависть и измены подчиненных.