Открытка

Фиби послала письменный запрос в министерство обороны и получила вежливый, но расплывчатый ответ. Каролина выполняет ответственное задание за пределами Британии. С Фиби свяжутся при первой же возможности. Ее снова обвели вокруг пальца, оставив ни с чем. Все чаще она задумывалась над тем, что, по всей вероятности, ситуация с ее дочерью гораздо более сложная и, быть может, даже более трагичная, чем в том пытаются убедить ее официальные власти.

– Увидим ли мы тебя когда-нибудь снова, дорогая моя доченька? – восклицала она в минуты отчаяния. Но ответа не было.

24

Тюрьма Сен-Жиль на окраине Брюсселя возвышалась над городом, словно крепость, – мрачное серое здание, проникнуть в которое извне было практически невозможно. Да и из-за массивных крепостных стен на волю не долетали ни крики, ни стоны тех, кто томился в тюремных казематах. Разве что порой во время ночных бомбардировок оттуда слышался глухой шум, похожий на рокот моря, а еще громко сигналили полицейские машины на въезде в тюрьму. Калли уже в полной мере прочувствовала на себе всю безысходную тяжесть тюремного заключения с его монотонным и однообразным существованием. Медленно тянулись дни, похожие друг на друга как две капли воды. Дни складывались в недели, недели – в месяцы. В крохотное окошко почти под самым потолком ей было видно, как на смену яркому летнему солнцу приходила пасмурная осенняя погода, дни становились все короче и короче. Наконец наступала зима, и лишь слабый тусклый свет проникал в камеру.

Она методично отмечала дни недели царапинами на каменном полу. Уже девять долгих месяцев ее держали в застенках Сен-Жиль. После первых допросов, с пристрастием и без, на которых она ни на йоту не отступила от своей легенды, Калли бросили в одиночную камеру. Правда, перед этим ей подселили на короткое время соседку, красивую девицу, попавшуюся на какой-то контрабанде. Во всяком случае, так она сама представила свою историю. Девица мгновенно преисполнилась показным сочувствием к ней и тут же принялась выпрашивать у Калли всякие подробности о ее прошлом. Обычная подсадная утка, догадалась Калли и категорически отказалась обсуждать с сострадательной товаркой какие бы то ни было свои дела. Девица исчезла из камеры так же внезапно, как и появилась. Потом привели кого-то еще, что вносило разнообразие в рутинную тюремную жизнь. Все же новое лицо, другой голос, другая история… А потом ее оставили совсем одну, предоставив возможность в одиночестве размышлять над своей участью.

Калли уже успела выучить наизусть все звуки, доносящиеся извне: смена караула, утренний обход. Вдруг открывается «глазок» и кто-то тычет в него фонариком, прямо ей в лицо. Причудливые тени скользят по стенам камеры, следом приносят обычную тюремную еду. Кусок засохшего хлеба, какая-то жидкая баланда вместо супа, ложка каши-размазни, немного воды. Воды никогда не давали вдоволь, постоянно поддерживая в заключенных жажду. Калли чувствовала, как слабеет ее тело.

Вот если бы у нее была хоть какая-нибудь фотография любого человека, на которую можно было бы смотреть и мечтать. Но вместо фотографий – одни голые стены. Она вспомнила про фотографию пожилой супружеской пары, которая лежала у нее в сумочке. Супруги были сфотографированы под цветущей яблоней, и Калли принялась придумывать всякие истории про этих незнакомых ей людей.

Не вызывало сомнения, что если бы гестапо хотело избавиться от нее, они бы уже давно пустили ее в расход. Получается, что пока они все еще играют с ней в кошки-мышки. Зачем? Никакой ценной информацией, представляющей для них интерес, она не располагает. Иногда она пыталась с помощью азбуки Морзе отбарабанить по отопительной трубе, идущей вдоль стены, сообщение о себе, но пока ни разу не получала ответа на свои послания. Среди заключенных прошел слух, что союзники вот-вот высадятся в Европе. Свобода близка! Грядет час их освобождения. Но Калли старалась не надеяться, отказывалась верить слухам. Жить ложными надеждами всегда очень опасно. Нужно готовить себя к худшему. Во время прогулок в крохотном дворике, когда заключенные молча маршировали друг за другом, отрабатывая положенное число кругов, Калли силилась понять, что за люди сидят вместе с ней. Скорее всего, тоже политические заключенные, участники Сопротивления. Но дистанция в один шаг, которая неукоснительно контролировалась надзирателями, не позволяла даже приблизиться к человеку, не говоря уже о том, чтобы задать ему вопрос. Однажды ей удалось подслушать, что многих заключенных отправили в национальный тир, где всех их расстреляли. Она вспомнила про Эдит Кэвелл. Имя этой героини известно каждому школьнику. Свои последние дни мужественная женщина тоже провела в тюрьме Сен-Жиль. «Когда придет мой последний час, – размышляла Калли, – тоже постараюсь встретить его с такой же стойкостью и силой духа».