Открывая Москву. Прогулки по самым красивым московским зданиям

Раненые русские солдаты, для эвакуации которых не хватило ни подвод, ни времени, были обречены на гибель вместе со всей Москвой: многие из них погибли, так и не сумев выбраться из охваченных огнем домов. Других же просто выкидывали на улицу, освобождая место для раненых французов.

Пожар бушевал всю неделю и затих к 8 сентября. А вот генерал-губернаторский дом на Тверской не сгорел, ибо страшной силы смерч каким-то образом обошел главную улицу Первопрестольной. И большая часть домов на Тверской осталась цела, сохранившись в качестве временного убежища для непрошеных гостей из Франции . Возвращаясь в Кремль из Петровского путевого дворца, Наполеон не узнал Первопрестольной: «Москвы - одного из красивейших и богатейших городов мира - больше не существует !» Прекрасные гостиницы, роскошные особняки и дворцы, отливавшие золотом своих куполов соборы - все то, что так пленило французов, обратилось в пепел. «Дым от пожарища густыми облаками окутал солнце, превратив его в кроваво-красный диск. Нельзя было различить направления улиц, лишь остовы каменных дворцов сохранили некоторые очертания того, чем они были раньше: очищенные от угля и пепла, эти остатки нового города походили скорее на остатки древностей», - переживал французский офицер Лабом. Московский пожар провел большую и жирную черту в истории города, отныне все, построенное в нем, разделялось границей - до и после 1812 года.

Но у московского пожара было и положительное свойство: французская армия лишилась зимней стоянки, на которую так рассчитывала после изнурительного похода: «Мы были господами Москвы, а между тем нам приходилось уходить из нее без всяких жизненных припасов и располагаться лагерем у ее ворот!» - писал граф де Сегюр, генерал из свиты

Наполеона. Все те огромные запасы продовольствия, что не были Ростопчиным и Кутузовым вывезены из Москвы, о которых с радостью докладывали Наполеону его генералы 2 сентября, оказались поглощены невиданным огнем и полностью уничтожены.

Ростопчин же мог быть доволен: следуя «русскому правилу», Москва не досталась злодею, обратившись в пепел и золу. Было понятно, что долго в городе французы не пробудут. Уже в двадцатых числах сентября началась эвакуация французских раненых в Смоленск. Вслед за ними повезли и то, что удалось награбить.

Следы пребывания в Москве французов были ужасными. Завоеватели вели себя в Москве как варвары - грабили, убивали, насиловали. С попадавшихся им москвичей прямо на улице снимали последнюю рубашку, а затем заставляли награбленное добро нести в казармы, которые они устраивали в православных храмах. Церкви они также приспособили под конюшни и склады с продовольствием. В самих церквях после посещения их французами не оставалось ничего ценного и святого - они обдирали позолоту с окладов икон, тащили шитую золотом парчу. Церковное золото и серебро они переплавляли тут же. В одном только Успенском соборе они переплавили 325 пудов серебра и 18 пудов золота. С колокольни Ивана Великого солдаты Наполеона сняли крест, надеясь поживиться его золотым покрытием. В кремлевских соборах они осквернили великокняжеские и царские гробницы, а также мощи святителей московских, выкинув их из гробниц. Москвичей - священников и мирян, пытавшихся сопротивляться средневековому вандализму, убивали.

Как с цепи сорвавшиеся французы обобрали до нитки Страстной монастырь: шарили по опустевшим кельям, тащили все, что хоть как-то блестело золотом и серебром. Сломав замок на кладовой, хранившей сундуки с вещами монашек, оккупанты унесли все. Но монастырскую ризницу им не суждено было найти. Старый шкаф с драгоценной утварью простоял под соборной крышей неподвижно, его не обнаружили. Кстати, богослужения новая власть разрешила уже через две недели после занятия Москвы, для чего французским генералом было прислано парчовое одеяние, мука и вино, растащенное ранее его солдатами.

Некультурно (мягко говоря) вели себя незваные гости в доме московского генерал-губернатора на Тверской. Поначалу там обосновался маршал Мортье, новый московский генерал-губернатор, «посредственный генерал, но сделавшийся любимцем Наполеона за оказанную им преданность во время адской машины, когда он был начальником парижского гарнизона», как оценивал его один из соотечественников. Здесь же находился военный комендант города генерал Мийо.

Территорию Москвы французы поделили на двадцать районов, с комендантами во главе. Создали они и местный муниципалитет из предателей, а также тех, кто не смог избежать этого под страхом казни. Не остались москвичи и без афишек, к которым так привыкли при Ростопчине, - первое обращение к горожанам появилось уже 2 сентября. В нем горожан призывали, «ничего не страшась, объявлять, где хранится провиант и фураж». А еще один новоявленный чиновник - обер-полицмейстер Лессепс - в своих «Провозглашениях» неоднократно пытался склонить местное население к сотрудничеству с оккупационной властью.