Открывая Москву. Прогулки по самым красивым московским зданиям

А еще по утрам он мчался в самые отдаленные кварталы Москвы, чтобы оставить там следы своей «справедливости или строгости». Рано утром любил он инкогнито ходить по московским улицам в гражданском платье, чтобы затем, загнав не одну пару лошадей, к восьми часам утра быть в своем рабочем кабинете в Тверском казенном доме. Эти методы работы он позаимствовал у покойного императора Павла I, правой рукой которого он был в период короткого его царствования. Возможно, что еще одно павловское изобретение - ящик для жалоб, установленный у Зимнего дворца, Ростопчин также применил бы в Москве, но война помешала. Как похвалялся сам Ростопчин, два дня понадобилось ему, чтобы «пустить пыль в глаза» и убедить большинство московских обывателей в том, что он неутомим и что его видят повсюду.

Федор Ростопчин

А тем временем «Великая армия» Наполеона, перешедшая Неман 12 июня 1812 года, все ближе продвигалась к Москве. И одного лишь сбора средств московским дворянством и купечеством на помощь армии было уже недостаточно. Ростопчин решает, что наиболее важным делом для него является распространение среди населения уверенности в том, что положение на фронте не так критично, что француз к Москве не подойдет: «Я чувствовал потребность действовать на умы народа, возбуждать в нем негодование и подготовлять его ко всем жертвам для спасения отечества. С этой-то поры я начал обнародовать афиши, чтобы держать город в курсе событий и военных действий. Я прекратил выпуск ежедневно появлявшихся рассказов и картинок, где французов изображали какими-то карликами, оборванными, дурно вооруженными и позволяющими женщинам и детям убивать себя».

До нашего времени дошло два десятка афиш или, как они официально именовались, «Дружеских посланий главнокомандующего в Москве к жителям ее». Они выходили почти каждый день с 1 июля по 31 августа 1812 года, а затем с сентября по декабрь того же года. Писал он их быстро. Например, когда граф узнал, что в Москву 11 июля 1812 года должен пожаловать император Александр I с проверкой, он тотчас сел за написание соответствующей афиши. После чего уже весь город знал о предстоящем приезде государя. Ростопчину не откажешь в деловой хватке - приезд императора, а точнее, его «пропагандистское обеспечение» сыграло свою решающую роль в огромном патриотическом подъеме, наблюдавшемся в Москве. Но в то же время в своих обращениях к народу, рассылаемых из резиденции генерал-губернатора, Ростопчин зачастую приукрашивал печальную действительность, внушая ложные надежды широким слоям московского населения.

Жизнь, однако, требовала и реальных действий. В Москве создавались огромные запасы продовольствия, обмундирования и фуража (все это потом досталось французам, правда ненадолго). Новобранцев обучали военному делу. Пополнялись склады с боеприпасами. Развертывались госпитали, самый большой из которых был создан в Головинском дворце.

Помимо активного участия московских ополченцев в боях с французами (необходимо отметить, что почти 20 тысяч москвичей сражались при Бородине), Москва снабжала армию и всем необходимым - провиантом, боеприпасами, подводами, лошадьми. Из афиши от 27 августа 1812 года мы узнаем: «Я посылаю в армию 4000 человек здешних новых солдат, на 250 пушек снаряды, провианта. Православные, будьте спокойны! Кровь наших проливается за спасение отечества. Наша готова; если придет время, то мы подкрепим войска. Бог укрепит силы наши, и злодей положит кости свои в земле Русской».

Ростопчин утверждал, что каждый день в течение почти двух недель августа отправлялось в армию по 600 телег, груженных сухарями, крупой и овсом. К сожалению, не все, что посылалось в армию, доходило до адресата. Ростопчин не раз жаловался главнокомандующему русской армией Кутузову на казаков, солдат и мародеров, грабящих обозы с посылаемым к армии имуществом. Для наведения порядка в городе Ростопчин испросил в столице разрешения отправлять в армию пьяниц и прочих «праздношатающихся» москвичей. А кабаки и питейные дома приказал закрыть. 18 августа Ростопчин в своей афише объявил о продаже оружия населению из арсенала, причем по сниженным ценам. Сабля стоила один рубль, ружье или карабин два-три рубля, у купцов же цены на оружие были завышены в десятки раз - сабля стоила 30-40 рублей, пистолеты в пределах 35-50 рублей.

Ростопчину впору было задуматься и об эвакуации казенного имущества. Во второй половине августа он дал указания о подготовке к эвакуации раненых, вывозе оружия и боеприпасов из арсенала (запасы оружия оценивались в 200 тысяч пудов!), отправке казны, архивов Сената, имущества Оружейной палаты, Патриаршей ризницы и так далее. Это был первый случай в истории Москвы, когда требовалась столь масштабная и оперативная эвакуация.