Откуда берутся дети

Она отворачивается к окну. Клянусь, в ее глазах я видел слезы.

Вечером я долго лежу с тетрадкой в руках. Разглядываю обложку и ровные Пашкины буковки. Открыть ее так и не решаюсь.

***

В четверг у нас опять две физики. Пятым и шестым уроками. Это еще хуже – я начинаю трястись еще утром, и первая половина дня проходит, как в тумане. Сегодня немного легче – Аленка своей болтовней отвлекает от дурных мыслей.

На английском быстро просматриваю тест, который нам дали – ничего сложного. Все эти правила я знаю с детства. Пара незнакомых слов, но думаю, что они не помешают мне. Начинаю писать. Аленка сидит, повернувшись ко мне, и пристально за мной наблюдает. Минут через пять не выдерживаю:

– Что? – поворачиваюсь к ней.

– Тебе говорили, что ты очень нелепо смотришься с ручкой в руках?

– Почему нелепо?

– Тебе бы больше подошло кувалдой какой-нибудь махать. Или меха раздувать. Ручка в твоих пальцах смотрится беспомощно.

– Хорошо, – я улыбаюсь, – в следующий раз попрошу заполнить тест на компьютере.

– Не поможет. Я видела, как ты печатаешь. Такое чувство, что твои пальцы раздавят клавиши. Тебе пора заканчивать школу. Ты негабаритный для нее.

– Боюсь, что в ближайшие полтора года вряд ли смогу это сделать. Но я учту твои пожелания.

***

После четвертого урока я обычно иду в столовую. Вернее раньше мы шли. С Пашкой. С понедельника я там ни разу не был. И сегодня не собираюсь. Стою у окна и разглядываю снежинки.

– Думаешь, если ты похудеешь, то ручка пойдет тебе больше?

– Что? – оборачиваюсь.

– Пошли, поедим, говорю, – Аленка улыбается. – А то физичка слишком быстро с тобой справится.

Мы проходим в столовую. Берем подносы, еду. Садимся вместе за стол. Конечно, все оборачиваются на нас – с того дня, как Аленка пересела ко мне, прошел слух, что мы встречаемся.

Аленка ковыряет свои макароны с котлетой и опять не сводит с меня глаз.

– Что? – опять не выдерживаю.

– Ты хорошо ешь. Борщ идет тебе больше, чем ручка.

То, что я хорошо ем, я уже слышал от мамы. Она говорит, что я ем по-мужицки – низко наклонившись к тарелке и активно жуя. «Ты даже во мне будишь желание накормить тебя», – так обычно говорит мама.

***

Физичка, конечно, вызывает меня к доске. Задача такая же, как мы делали с репетитором. В тот самый день. Я записываю «дано» и думаю, что было бы, если бы я не остался дома из-за физики и поехал к Пашке. Наверное, он был бы жив. Я думаю, что на похоронах совсем не было видно, где его переехал поезд. Наверно, где-то внизу. Или он его не переехал, а просто сбил. Никто этого не рассказывал. На лице его не было видно никаких повреждений. А волосы такие же, как всегда. Только в них снег запутался. Наверное, ему было холодно.

«Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль».–

Вспоминаю я и слышу откуда-то издалека голос физички.

– Ты что уснул? Ты как всегда не готов?

– Извините, – выдавливаю я из себя, – и вижу снежинки, запутавшиеся в Пашкиных волосах, – я не могу.

– Что ты не можешь? Решить простейшую задачу? Сделать домашнее задание ты не можешь? Ждешь, что тебя все будут жалеть? Ты такой же, как и дружок твой…

Она не договаривает, какой я. Какие мы. В классе царит мертвая тишина. Я сжимаю кулаки. Я мог бы раздавить ее. Разбить самоуверенное лицо. Но не могу. С детства мне внушали, что бить женщин нельзя. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Вместо этого я подхожу к ней. Смотрю на нее сверху вниз. Она начинает пятиться назад. Я собираю слюну и плюю. Попадает в основном на очки. Прохожу к своему месту и беру ранец. Аленка встает и собирается уйти вместе со мной.

– Не надо, – шепчу ей.

Она протягивает руку и сжимает мою. Пальцы у нее очень тонкие и теплые. Тепло проходит сквозь кожу и останавливается где-то в районе сердца. Удивленно вскидываю глаза – вовремя, ничего не скажешь.

Уходя из класса, слышу визг физички:

– Я поставлю в известность директора.

***

Из эссе Паши по книге Стивена Чбоски «Хорошо быть тихоней»