– Во имя отца, сына и святаго духа, – завершил церемонию приветствия протоиерей и переключился на деловой язык.– Тебе, Илия, надлежит прибыть в наш Никольский храм послезавтра к часу дня. Решено совершить рукоположение тебя по достоинству твоему в сан протоиерея и настоятеля вашей церкви. Здесь получишь ставленую грамоту и рванёшь в Челябинск. Архиерей Челябинской и Омской епархии Нифонт ждёт тебя на твой праздник в четыре часа в храме святого Александра Невского. Народу всякого много будет перед Литургией. Так что, не вздумай опоздать. Выезжай раньше. Я тебе бумагу представительскую дам и «волгу» свою. К четырём поспеешь как раз. Дорога хорошая. Облачись в рясу, епитрахиль, крест наперсный потом тебе поменяют на украшенный драгоценными камнями. Здесь переоденешься в облачение праздничное, полное, иерею положенное. И награды надень, кои заслужил. Это архиерей уже решил. А при рукоположении наград зело прибавится, и облачение будет другое.
Заслуг перед церковью у тебя достаточно. Одно то, что ты своими руками три колокола отлил в городском кузнечном цехе – радостный благовестный, подзвонный и зазвонный – это уже знаковое Божье дело! А пятнадцать икон прошлого века из Москвы привёз – это вообще! Причём как-то ж смог их в дар получить в кафедральном соборе Петра и Павла, без денег? Нифонт сказал, что Патриарх благословил и митру тебе, золотом расшитую. С иконами по кругу ленты. Все бумаги по назначению Патриарх Всея Руси вчера подписал. Документы уже у Нифонта. Всё. Ждём. Ну, Бог с тобой!
– Слава господу нашему, Иисусу! – ответил иерей и аккуратно уложил трубку на телефон.
Сбывалось одно из предсказаний, неслышно произнесённых кем-то, кто был рядом с читающим Виктору сны голосом из другого мира. Удивительно, но Виктор ничего после разговора с отцом Димитрием не испытывал. Никакой должной радости, ни удивления. А гордости за карьерный скачок – тем более.
Послужное дело он заранее уложил в портфель, а ставленую грамоту на перевод в другой сан ему выдадут после Литургии Ивана Златоуста и свершившегося ритуала в храме Александра Невского. Короче, можно ехать. Он собрал всех в большой комнате для собраний служащих и сказал, что через три дня он вернётся новым настоятелем Новотроицкой церкви. Все поклонились и перекрестили отца Илию, нового богоставленного главу храма. Прочли вслух «Отче наш» и разошлись по рабочим местам. Илия переоделся, собрал в большой баул всё своё облачение рабочее и пошел домой. Надо было ехать в мирской одежде, а церковное облачение постирать, погладить и в чехле везти на вешалке-плечиках.
– Так тебя теперь и дома почти не будет, – утвердительно огорчилась Лариса Шереметьева. – Главные начальники всегда до полуночи с раннего утра торчат на работе. А чего не радуешься повышению? Зарплата насколько больше?
– На сто пятьдесят рублей, – Виктор закурил в форточку и дым выбрасывал за окно тонкой струйкой, на конце которой болтались маленькие сизые кольца.
– Дома, наоборот, я буду чаще. Начальники допоздна сидят потому, что плохо работают все в коллективе. Они ошибки чужие исправляют. У нас такого нет. Все хорошо служат. Плохо работать Бог не даст. Это же его дом – наша церковь. Часть тела его, точнее.
А не радуюсь почему? Да потому, что не хочу этого сана. Нет интереса руководить и управлять.
– Ты ненормальный у меня мужик, – засмеялась Лариса, глядя в ту же форточку на кольца, таявшие в серой, дрожащей от мороза массе воздуха. —
Ну, совсем ни на кого не похожий. Это мне просто повезло. Причём, не случайно. Я всегда знала, что у меня навсегда будешь именно ты. Я и лицо твое видела мысленно. И фигуру. Вот, блин, заболталась. Давай всё, что стирать.
Часа три стирала она руками. Машинки стиральной не успел купить Сухарев. Точнее – предлагали церкви пять штук. «Алма-Ата» называется. Хорошая. Но в церкви некоторые дьяки и подьячьи по пять детишек имели. А Сухарев один тогда жил. И не стирал, сдавал в химчистку. Вышла Лариса из ванной белая лицом и руками, до локтя розовыми. Устала.
– Я завтра поеду, чтобы не дёргался никто. Переночую в гостинице, – сказал Виктор, глядя на то, как ловко Лариса развешивает на балконе постиранное.
– Ну, правильно. Отдохнешь с дороги. Свежим на повышение покажешься. Спать отдельно будем. Я тебя знаю… Начнёшь ведь, так не остановишь тебя. А надо отдохнуть. Надо?
– Да кто его знает, Нифонта, архиерея!? – Сухарев ушел на кухню и стук об стол тяжелых фарфоровых тарелок, сахарницы, перечницы и деревянных ложек обозначил приближение ужина. Вечер пришел. – Развезёт своё рукоположение часов на пять – сдохнуть можно. Да. Выспаться стоит. Точно.
Он лёг часов в одиннадцать, почитал «Известия», пришла Лариса, поцеловала его, погладила волос и забрала газету.
– Всё. Считай баранов. На сто сорок восьмом уснёшь, – И ушла.