Пора было возвращаться на аэродром. Но на встречном курсе показалось еще 12 «фиатов». Они строем шли к Валенсии и, казалось, не видели «мошек». Крайне невыгодно принимать бой, когда боеприпасы и горючее на исходе.
Комэск подал сигнал набирать высоту. Обеспечив превосходство в высоте, Сергей энергично покачал крыльями, что означало: «Внимание, приготовиться к атаке!» — и повел эскадрилью навстречу противнику. Лобовая атака. Огненные трассы почти одновременно слились в единую цепь. Едва не задев вражеский самолет, Грицевец резким боевым разворотом ушел вверх. Осмотревшись, увидел, что эскадрилья атакует. Ведущий «фиат», наверное, получил повреждение и, неуклюже развернувшись, уходил к своим. И тут Сергей увидел на фюзеляже врага изображение черно-белого аиста. Аист всегда олицетворял верность родному дому. Сергей почувствовал бешеную ненависть к врагу, посмевшему на брюхе хищной машины нарисовать миролюбивую птицу.
— Нет, — решил Грицевец, — на аэродром ты не вернешься. Если патроны кончатся, на таран пойду, как Петр Нестеров, а уйти не дам!
Атака. Командир фашистов, кувыркаясь, падает. Строй нарушился. У врага сдали нервы. «Фиаты» кинулись врассыпную. Тактика у них своя, действуют по принципу «спасайся кто как может». Удирают, но преследовать нельзя: горючее на исходе.
Не успели на аэродроме осмотреть и заправить машины, как красная ракета вновь возвестила о вылете.
И опять неравный бой.
Звено Григория Венгерского атаковало несколько вражеских истребителей. Наши самолеты дрались против вдвое-втрое большего количества машин врага.
И самолет Венгерского был сбит. Погиб задушевный товарищ и друг, преданный боец за правое дело.
Через несколько лет, когда участие наших «волонтеров свободы» уже ни для кого не станет тайной, мы узнаем, что 157 советских добровольцев навсегда остались лежать в земле Испании. 60 добровольцев стали Героями Советского Союза, 19 из них — посмертно.
Известный испанский поэт Рафаэль Альберти посвятил героям интербригад свое стихотворение:
Но внутри самой Испании единства не было. Не только «кинта Колумна» — «пятая колонна», но и анархисты и анархо-синдикалисты не хотели понять цели борьбы, ее важность и вели себя как заблагорассудится. Они требовали для себя установления восьмичасового рабочего дня в то время, когда наши летчики, танкисты, артиллеристы и другие специалисты не знали ни минуты покоя.
Советский доброволец генерал Вольтер (Н. Н. Воронов), ставший Главным маршалом артиллерии, вспоминал, как однажды батарея республиканцев прекратила обстрел позиций мятежников в самый напряженный момент боя. Когда Воронов обратился к командиру батареи с вопросом, почему прекратили огонь? Тот ему ответил: «Комида» (обед).
После очередного вылета не вернулся комэск, капитан Василий Федорович Якушин. Его тело удалось найти. На траурный митинг пришли боевые друзья и республиканские летчики, выступил Сергей Грицевец. Самые теплые, душевные слова были посвящены боевому другу и командиру.
Похоронили капитана Якушина по испанскому обычаю: пронесли гроб с телом через всю деревню, удерживая его с небольшим наклоном. Цветами был усыпан весь путь: от места гибели до места погребения. На кладбище гроб закрыли на ключ и замуровали в нише. Кладбищенский сторож отдал ключ Сергею Грицевцу…
Наше и республиканское командование было обеспокоено гибелью командира эскадрильи. Советник Андреев, хорошо знавший летчиков, предложил комиссару Мартину назначить командиром Сергея Грицевца. Характеризуя его, Андреев отметил серьезность, деловитость, храбрость, инициативу и авторитет Сергея среди летчиков, умение быстро ориентироваться в сложной обстановке, вести за собой товарищей на выполнение боевой задачи.
Скоро перебазировались из Валенсии на аэродром поближе к Мадриду. Не успели приземлиться, как их окружили братья по оружию — испанские летчики.
— Сергио! Камарадо Сергио! — закричал один из них и, растолкав товарищей, бросился вперед.
— Маргалеф? — Грицевец обнимал своего ученика. — Встретились, значит?