Отличник

Как это ни парадоксально, но я не только согласился, но даже обрадовался его предложению. Дело в том, что я хотел быть в театре, но пока не считал себя вправе заниматься такой сложность профессией, как режиссура. После нескольких нервных срывов я стал необъяснимо жесток. Стал кричать на актеров. Стал относиться к живым людям, как к материалу. И страшнее всего то, что получалось. И получалось легко и просто. Я понимал, я чувствовал, что это путь, ведущий в никуда, в тупик. То, чем я занимался, не было режиссурой. Я очень сильно, а главное, совершенно бессмысленно унижал актеров. Хуже того, актрис, существ беспомощных, безответных. И я решил, что не имею права, пока сам не пойму, не разберусь в себе, в сути профессии, работать режиссером. Да, профессия у меня была, можно сказать, что я ей владел. Но владел ли я этикой внутри профессии? Понимал ли я сам смысл занятия? А ведь я считал себя совестливым и это было достаточным основанием для того, чтобы уйти добровольно в «схиму». Ибо просто на своих глазах я превращался в садиста. В страшного монстра. Главреж Феликс Склифасовский помог мне сделать то, чего сам я себе желал и на что, в то же время, по собственной воле, никогда бы не решился.

Тамара восприняла мое назначение спокойно. Я ей объяснил тайный смысл такого моего решения. Сказал, что мне нужно подумать. Она поняла. Вот уж, воистину, кто хранил меня в те дни, так это Тамара. Мы поженились. Она стала мне женой, а я ей мужем официально.

Очень обрадовался я тому, что Тамара себя оговорила. Собственно. я ей все простил, и готов был принять с любым прошлым, в чем бы она мне не открылась, но оказалось, что и прощать ее было не за что. Наговаривая на себя, она надеялась таким странным образом приобрести в моих глазах вес, показаться опытной и взрослой. И из-за этого чуть было все не погубила.

Что там ни говори, а девственность – самый дорогой подарок, который жена может преподнести мужу на свадьбу. Хотя, помнится, я даже выстроил для себя теорию закономерности, по которой мне, бесчестному, и не полагалось честной жены, а иначе было бы несправедливо. И представьте, до того себя уговорил, так на это настроился, что когда в результате ошибся, и, казалось бы, надо было только радоваться, я опечалился. Что значит настрой! Впрочем, печалился я недолго.

Фантастическая встреча произошла у нашего родильного дома. Дело в том. что Тамара была беременна, и я, проходя мимо этого дома, невольно задумался о том. что ей, возможно, придется в нем рожать. И вдруг, слышу, окликают меня и говорят: «Здрасте». Смотрю, стоит молодая женщина с двумя детьми. Одному ребенку четыре, а другому два. Это была Таня, та самая Таня, первая любовь моя, с которой познакомился, переписываясь еще на службе, и чья сестра меня проклинала и ругала, пугала, что с Таней случилась беда.

Да, это была та самая Таня из Омска. Та, да не та. Похорошела. Жила она в Уфе с мужем в доме, который располагался в двух шагах от роддома. Она показала свой подъезд, сказала номер квартиры и приглашала в гости. Добрая, хорошая Танька. Я обещал зайти, говорил «Непременно», зная заранее, что никогда к ней не пойду. Тот тяжелый камень вины перед ней, до сих пор угнетавший душу мою, наконец, свалился. У Тани семья, муж, дети. Она светилась изнутри счастьем, и я порадовался за нее. И, разумеется, за себя, так как на душе стало легко и свободно. Семья меня очень выручала в то нелегкое для меня время. Мой ангел-хранитель, моя Тамара меня берегла.

Из театра я возвращался поздно и, сразу же, не подходя к жене, шел в ванную. Я ее как-то раз, сразу по возвращении с работы обнял, да так и простоял, как завороженный, битый час, целуя и не находя сил от нее отойти. А потом, когда после мытья брился (я бреюсь всегда на ночь, чтобы у жены не было раздражения кожи), из-за того, что руки дрожали, порезался. С тех пор – сразу в ванную, к ней не прикасаясь.

Моюсь, бреюсь, а Тамара стоит у двери и рассказывает мне все то, чем жила, что накопилось в ней за время моего отсутствия. И это как-то незаметно вошло в традицию. В каждой семье свои причуды.

Как не видимся с ней целый день, так Тамара уже скучает, да и я, всякий раз приходя, нахожу изменения в ней и внешние и внутренние. Она всякий раз открывается мне с новой, с незнакомой еще стороны, становясь еще более желанной. И пусть не расставались мы с ней все последнее время, а все одно, не могу к ней привыкнуть, не могу с ней общаться, как со своей собственностью. Всякий раз обнимаю ее с тайным трепетом.

Я люблю Тамару, вижу, что и она меня любит. А что еще надо для семейного счастья. Она рассказывала мне обо всем. Делилась даже тем, как женский врач ее осматривал, о чем расспрашивал, как почувствовала себя беременной. Ей, как и мне, все это было в новинку. Эти, и не только эти разговоры были нашей семейной тайной, тем совершенным миром, о котором я когда-то мечтал. Мечта сделалась явью, не потеряв при этом своей привлекательности.