Отличник

Никаких иллюзий на мой счет она не питала, больших надежд не возлагала; предложила попробовать, я согласился.

Мы пришли с ней вместе в класс, и я сказал те простые слова, какие в таких случаях говорятся. Все загалдели, заупрямились, никто о драмкружке и слышать не хотел. Тогда я предложил им демонстрацию театра «здесь и сейчас». Выбрал самую красивую, самую эффектную девчонку, вышел с ней на минутку, научил ее театральной оплеухе, а когда мы вернулись, я наотмашь шарахнул ее по щеке.

Учительница, до этого криво улыбавшаяся, глядя на меня, чуть было не упала в обморок. Лидия Васильевна вскрикнула. Весь класс затих и смотрел на меня завороженно, как на волшебника. Все слышали звук удара, все видели, как дернулась ее голова, но при этом сама Тамара (так звали девчонку) улыбалась, а значит, никакого вреда я ей не нанес. Ну, как? Как это так могло быть? – вот что читалось в их восторженно-любопытных взорах. Этим я их и купил. Сказал, что все ответы на их вопросы будут в драмкружке. И пришел, записался весь класс.

Восьмой «А» при моей творческой опеке, творческом окормлении, из самого разнузданного, самого неуправляемого, превратился в самый примерный. Я был для них и учителем по сценическому движению, и учителем по сценической речи, и учителем танцев, и учителем по актерскому мастерству и, обобщая, скажу, был учителем жизни. И они мне верили, они меня слушались, они меня любили, и я их любил.

Осенью мы сделали больше сотни кормушек для птиц, разнесли и развесили на деревьях, во всей округе. Перекопали под зиму фруктовый школьный сад. А когда подморозило, всем драмкружком ходили на каток. Зимой катались с горки, играли на ней в «царя горы». Все хватались друг за друга и катились вниз, а Тамара, перехитрив всех, взобралась по другой стороне, и стояла на вершине, как царица, руки уперев в бока, прямую ножку выставив в сторону и поставив ее на каблучок, нос задрав вместе с головой к небу. Я ее похвалил за артистизм.

– Вот, учитесь, – говорил я. – Сказала Тамара «Я – царица». И мы верим ей. А почему? Потому, что она сама в это верит. Ну, посмотрите, разве не царица?

Все застыли, замерли у подножия, глядя на нее снизу вверх.

Чтобы взбодрить ребят и вернуть их в игру, я с криком «А, ну-ка, на абордаж», первым рванулся вперед и стал изо всех сил карабкаться на гору. Но за мной почему-то никто не последовал, и Тамара не стала меня толкать, а наоборот, на самом скользком, на самом трудном участке подала руку помощи, и я стоял вместе с ней на горе, ощущая неловкость. В царя горы после этого играть перестали, стали кататься на санках. Особенно запомнился тот спуск, когда, сев с Тамарой на одни сани и подскочив при спуске на маленьком искусственном трамплине, упали с ней в снег. Упали и какое-то время лежали рядом друг с другом, смотрели на звезды и смеялись.

В школе на Новый год силами драмкружка мы сделали превосходную «Елку». Я был Дедом Морозом, Тамара – Снегурочкой. Было настоящее представление, шарады, игры. «Елочка, зажгись!» – громче всех кричала Лидия Васильевна, которая и сама, вспомнив молодость, нарядилась в снеговика.

К тому времени меня во всю уже кормили в школьной столовой, я, можно сказать, сдружился с педагогическим коллективом, с мужской его частью даже иной раз и выпивал за компанию.

Учителей-мужчин было трое. Афанасий Леонтьевич – трудовик, Григорий Анатольевич – физрук и физик Николай Владимирович. Все – очень замечательные люди.

По весне я со своими питомцами снова перекопал фруктовый школьный сад, деревья побелили. Развесили по району тридцать скворечников, которые ребята сделали на уроках труда. Ходили в парк районный, культуры и отдыха, читали там с эстрады стихи. Тогда же, на конкурсе самодеятельных коллективов города Москвы, мы заняли почетное третье место. Я сделал с ребятами спектакль по Зощенко. А он в стране советской все еще считался врагом, негласно, конечно. Так что на более высокое место мы и рассчитывать не могли. А ребята старались, и у них хорошо получалось.

Как-то весной, в парке, после того, как с эстрады почитали стихи и собирались идти домой, накрыл нас сильный дождь. Загнал в беседку. Решили не мокнуть, переждать. Смотрю, мои артисты приуныли. Тогда я голосом конферансье объявил танцы. В качестве музыкального сопровождения выступил сам. Пел все песни подряд, которые знал, и которые сами собой, внезапно, приходили на ум. Сначала неохотно, вальсировали девицы, а потом, смотрю, втянулись и затанцевали все. Тамара подошла, и те песни, которые знала, пела со мной на два голоса, а в тех песнях, слов которых не знала, помогала тем, что выводила мелодию голосом. Я делал повторы, пел понравившуюся песню по два, по три раза, с посвящениями, по просьбе кавалеров и дам. Пел до самого темного темна, уже и дождь закончился давно, а мы все не расходились. Это был самый прекрасный, самый запомнившийся день.