Отмычка

Глаза, хоть и привыкшие к темноте, уже с трудом различали очертания печи напротив. В углу раздался треск, плесневелые бревна на мгновение осветились вспышкой десятка искр. Но огонь так и не появился — рассерженно зашипел на отсыревших дровах. Ещё раз. И ещё…

— Может, лучше я, — предложил Энши и поморщился на демонстративно протянутый кремень: — Нормально, а не так.

— Указом Его Императорского Величества я не должен позволять вам тратить силу на пустяки, господин, — Ганс даже подбородок вздернул и по струнке выпрямился, как на докладе. — Ведь именно от ваших сил зависит успех похода.

— А-а… Ну, раз так, желаю удачи.

Энши отошел к присмиревшей кобыле, заставил её лечь и прислонился к теплому чуть дрожащему боку. Брёвна сруба в очередной раз осветил жиденький сноп искр.

Темнело.

Вскоре редкие злые вспышки стали единственным источником света. Кобыла перестала вздрагивать, Энши притерпелся к вони и задремал. Тем более вблизи окна лучше чувствовались запахи лесной свежести. Через некоторое время подошел и, чуть помявшись, тихонько опустился рядом Ганс. Его трясло от холода так, что дрему разбивал звон кольчуги. Энши вздохнул и открыл глаза, хотя это мало что изменило. Окружающий мрак уже казался густым, ощутимым.

— Ну?

— Разрешаю, — послышалось через дробный стук зубов. — Огонь.

Энши усмехнулся и щелкнул пальцами. Умело сложенные полешки занялись как сухие, треща в объятьях танцующего на них пламени. Ганс подсуетился, положил рядом ещё несколько, чтобы подсохли.

— А оно не погаснет?

— Обижаешь, — усмехнулся Энши. — Доставай лучше еду. Я голоден.

— Как будет угодно, господин, — Ганс действительно полез в седельные сумки. — Изволите что-то определенное? Хотя выбор, признаться, невелик.

— Ты назло?

— Простите?

— Это твое «вы», «изволите», «господин»… Мне думается, мы сработаемся лучше, если будем на ты.

— Мне запрещено вести с вами пустые беседы. Я должен выполнять все ваши приказы, если это нужно. И выполнять свой долг как Ключ.

— А со скуки не сдохнешь?

— Не стоит беспокойства. Кроме того, не сочтите за грубость, я не могу сказать, что хочу…

— Я вот сдохну.

Вместо ответа Ганс укрепил над огнём уже наполненный водой котелок. Энши вздохнул и подошел ближе к родному теплу. Мрак отступил, дождь и ветер холодили спину, но их шум необъяснимо добавлял уюта.

— Значит, ты выполнишь любой мой приказ?

— Только если это необходимо, чтобы исполнить долг.

— Ага… Тогда вот тебе приказ: общайся со мной нормально. А то у меня, это, настроение испортится. А вместе с ним и магия. Как там? «Ведь именно от моих сил зависит успех похода».

— Но…

— Чего-то не понял?

— Как скажешь, — процедил Ганс.

И снова повисло молчание. Не сказать, что это было плохо. Но за годы заточения некогда жизнерадостному и общительному Энши тишина надоела, пожалуй, больше всего.

Тем временем по просторной комнате разлились запахи еды. Ганс снял с огня густой суп, разлил по чашкам, разложил на расстеленной у костра скатерти заранее нарезанные ломти хлеба и чуть подвявшую зелень. Широким жестом пригласил к столу, хотя сам браться за еду не спешил: сначала отмыл под дождем котелок и снова повесил над огнем уже с вином. Тёплое красное вино в такую погоду как раз кстати.

Да уж, потрясающая забота от паладина.

Чтобы выходец из знатного рода сам кашеварил? Без возражений и спеси? Энши с самого начала удивило, что с ним не было оруженосца. Но вряд ли знать так сильно изменилась за последние столетия. Скорее уж Ганс был ей чужд и не чужд одновременно. Знал этикет, но не чурался простой солдатни? Может быть, в детстве его отправили «своими глазами узреть простой люд». Когда-то существовал знатный род с подобным обычаем.

Спрашивать Энши не стал. Наблюдал. Тоже молча. Похлебка вышла наваристой и сытной. Единственным, что портило аппетит, была все та же тишина. Но, на радость Энши, вскоре стало неуютно самому Гансу:

— Я могу спросить?

— Спрашивай, — чуть удивленно пожал плечами бессмертный, обрадованный хоть каким-то движением.

— Скажи, за что тебя взяли под стражу? Ты хоть и хам, но не душегуб, это точно. Клейма вора на тебе тоже нет.

— А просто так, по-твоему, не сажают? Неугоден был, вот и подарили… Ха! Браслеты.

— Грязная ложь. Его Императорское Величество славится своей справедливостью и честностью. Он никогда не стал бы…

— Ага. Невинный агнец, знать не знающий игр в политику.

— Без сомнений это так! Его не стоит равнять на других властителей, прогнивших от власти.

Энши рассмеялся:

— Интересно, что ты скажешь, когда этот ваш образец чести не сдержит данного мне слова, а тебя убьёт ни за что. Как лишнего.

— Я не намерен слушать подобный бред.

— Конечно. Ты верная пешка. Глухая и слепая к чему надо. Небось ещё и знаешь императора с детства, рос и видел, какой он лучезарный и светлый. А, Ганс? Таких разменивают первыми, чтобы ты знал. Мясо из вас хорошее, а вот дойти до другой стороны доски и стать полезными ума обычно не хватает.

— Подлец. Если бы не твой статус, ты был бы мёртв.