Отмычка от разбитого сердца

— Нет… — поспешно открестилась Надежда, вспомнив строгий наказ мужа — держаться подальше от всякого криминала и ни в коем случае не ввязываться ни в какие подозрительные истории. Да и в самом деле — разве она знала этого человека? Видела один раз в жизни, да и то почти мельком, даже имени его не знает…

— Неприятная история! — мрачно проговорил Николай, застегивая свою планшетку. — И эта рана… пять лет уже ничего такого не случалось… с тех самых пор… я уж думал, все кончилось…

— С каких пор? — заинтересовалась Надежда.

— Что? — Николай тряхнул головой, словно проснулся. — Да нет, это я так, про свое… в общем, неприятная история! — повторил он. — А вывод из нее какой?

Он сделал паузу, вовсе не ожидая ответа, а просто для пущей выразительности, и сам ответил на собственный вопрос:

— А вывод такой, что в поезде нужно вести себя осторожно, шпаны там всякой хватает. Не садиться в пустой вагон, а лучше держаться где люди и поближе к машинисту…

Посчитав, что на этом разъяснительная работа среди населения по профилактике правонарушений закончена и мысленно поставив самому себе жирный плюсик, участковый оседлал мотоцикл и укатил в ту же сторону, куда перед тем улетел ворон.

А Надежда осталась стоять ошеломленная, руки ее машинально перемывали посуду. Ну надо же, какое совпадение! Именно тот человек оказался убит. Да полно, он ли? Может, она все путает?

«Ну уж нет, — сказала себе Надежда, — может, я и сдвинулась, но только на криминале. А память на лица у меня всегда была отличной, раз увижу человека — никогда не забуду. Это был именно тот мужчина из метро…»

И тут в голове всплыло еще одно воспоминание: когда она вышла из электрички, на противоположной платформе она увидела кого-то ужасно знакомого. И теперь она вспомнила — это был тот самый тип, который перемигнулся с теткой в метро и принял от нее эстафету. Стало быть, он следил за жертвой, убил, выбросил из поезда, а сам спокойно доехал до следующей станции и сел на встречную электричку.

«Если бы Саша знал! — подумала Надежда, прислушиваясь к удалявшемуся шуму мотоцикла. — Он меня в эту глухомань заслал, чтобы уберечь от всяческого криминала, а криминал сам за мной тянется, как кот за сметаной… правда, что ли, во мне есть какая-то аномалия и я просто притягиваю преступления, как магнит?»

Она подумала, что так и не смогла ничем помочь несчастному мужчине, за которым следили в метро, того настигла-таки неумолимая рука судьбы… хотя, при чем здесь судьба, когда его явно убили лихие люди?

Он шел по тропинке вдоль насыпи и прислушивался к своим ощущениям. Этот запах, запах сосновой хвои, смолы, сухого мха и еще чего-то трудноуловимого, но такого знакомого… Он чувствовал, знал, что находится на правильном пути. То, что Он ищет, где-то близко, где-то совсем рядом…

Если бы Он только смог вспомнить!

Но там, в глубине Его мозга, где прошелся скальпель хирурга, осталось темное бесформенное пятно, клубящийся туман, в котором, как молнии в грозовой туче, просверкивали время от времени неясные обрывки воспоминаний.

Сначала, когда Он только начал приходить в себя, когда лежал среди бессловесных и бесчувственных созданий, когда-то бывших людьми, в Нем проснулось главное: Он понял, что отличается от них всех, отличается даже от врачей и санитаров, время от времени приближающихся к Нему, прикасающихся равнодушными и брезгливыми руками.

У Него в отличие от них была цель.

Где-то далеко находилась невероятно важная вещь, которую Он должен найти, и тогда вся Его жизнь изменится.

Эта вещь звала Его, манила к себе, Он слышал ее зов днем и ночью, сквозь бормотание своих бессловесных соседей, сквозь крики боли и отвращения…

Эта вещь освещала изнутри тусклым золотым свечением то темное облако, которое осталось в Его мозгу после болезни и операции.

С каждым днем Он становился сильнее. Это золотое свечение, это зов той важной вещи понемногу возвращал Ему силы.

И, в конце концов, однажды ночью Он понял, что стал достаточно сильным, чтобы совершить Действие.

Тот санитар даже ничего не успел понять, даже не успел по-настоящему испугаться.

Руки так быстро сомкнулись на его горле, что мальчишка только широко раскрыл глаза, не понимая, что происходит, и тут же умер.

А Он — Он вдруг словно проснулся. Он почувствовал, что Действие — это Его призвание, что Он родился именно для того, чтобы отнимать жизнь и видеть, как она стремительно уходит из жертвы, слышать последний умоляющий вздох, видеть тускнеющие, подергивающиеся смертной пленкой глаза.

Эти снующие, суетящиеся вокруг человеческие существа — их жизнь бессмысленна, бесцельна, они мечутся взад-вперед, как муравьи вокруг разоренного муравейника, и только Он своим Действием придает их существованию высший смысл.

И еще — в миг Действия в том черном облаке, которое клубилось в глубине мозга, вспыхнула новая молния, и Он громче расслышал зов своей цели. Он понял, куда она его зовет.

Одно только Ему показалось неправильным: то, как Он совершил Действие. Кажется, раньше Он делал это по-другому, более правильно, более совершенно… ничего, придет время, и Он вспомнит, Он все вспомнит.