Отнять всё

Сегодня обсуждается болезнь Хейи. Когда врач рассказывал о симптомах и протекании ее страшной болезни, отец Хейи плакал, не переставая. У меня появилась надежда на лучший для Маркуса исход, – показания врача давали убедительный мотив для суицида. К моменту самоубийства у Хейи развилась катастрофическая мышечная дистрофия. Все хорошо поняли, что Хейе приходилось строго регулировать свою жизнь – так почему бы не урегулировать и смерть, не выбрать время и способ? Она легко могла сделать все сама – ну зачем ей понадобилось заставлять Маркуса?

Был очередной долгий тяжелый день. После заседания адвокат пригласил меня в комнату совещаний, – Маркус согласился со мной встретиться. Завтра вынесут вердикт, и впереди у него трудная ночь. Я больше не испытываю к нему враждебности. Просто хочу избавиться от лжи, вставшей между нами.

Маркус сел за стол напротив меня, и адвокат вышел. Наконец-то мы поговорим открыто.

Маркус в первую очередь потребовал, чтобы, если его признают виновным, я ни в коем случае не навещала его в тюрьме – ни одна, ни с Билли.

– Не могут тебя приговорить! Это несправедливо!

Он улыбнулся моему негодованию.

– Меня всегда покоряли твой оптимизм и вера в лучший исход. Но теперь так не выйдет. Велики шансы, что меня признают виновным.

Потом он все мне рассказал. Как ушел от Хейи после очередной ссоры, а через несколько недель она узнала, что больна страшной болезнью и умрет молодой.

Он ведь о ее болезни не знал, заметила я, ему не в чем себя упрекнуть. Маркус же явно чувствовал себя виноватым.

Потом Хейе помогал Арво Талвела, известный в Финляндии психоаналитик. Его внезапная смерть заставила ее поехать в Лондон. Наверное, тогда она и решила, что Маркус поможет ей умереть.

– Да, ей пришлось пережить несколько сокрушительных ударов. Но почему она заставила тебя, Маркус? Она могла и сама справиться.

– Я об этом тоже думал. Хейя решила меня испытать – проверить, сильно ли я ее люблю. В те последние дни я страшно на нее злился. Знакомая картина, еще с прежних времен: Хейя медленно, но верно заставила меня поступить так, как ей хотелось.

Да уж, подумала я, своего она добилась. Любовь, желание загладить вину. Конечно, Маркус сильно любил ее. Их очень многое связывало.

Следующей ночью я почти не спала. Фрэн приехала рано, и я отправилась в суд. У меня разыгрались нервы: сегодняшний приговор так или иначе повлияет на нашу жизнь.

Телевидение и журналисты тут как тут. Весь воздух пронизан ожиданием – ведь мы собрались, чтобы досмотреть спектакль и узнать судьбу Маркуса.

Два факта были не в его пользу. Во-первых, никто не слышал о том, чтобы Хейя выражала желание умереть, или, как здесь говорят, «демонстрировала явное, продуманное намерение расстаться с жизнью». Она болела, однако справлялась с болезнью. Жила она благополучно, у нее была хорошая работа и дорогое жилье.

Во-вторых, Маркус получал от смерти Хейи прямую выгоду. Она все оставила ему – и роскошную квартиру на набережной, и кучу денег. Завещание обнаружили у нее дома в шкатулке вместе с его фотографиями и всеми письмами и открытками, что он написал ей за девять лет их отношений.

Маркус во время заседаний почти все время молчал, лишь сообщил, что понятия не имел о наследстве. Решающее слово в его пользу сказал отец Хейи, Петер Ванхейнен. По его мнению, Маркусом двигало исключительно сострадание; каждый, кто хорошо его знает, утверждал Петер, согласится, что никогда он не руководствовался финансовой выгодой.

Думаю, сдержанность Маркуса, нежелание оправдываться или хотя бы откровенно отвечать на вопросы тоже сослужили ему скверную службу. Изо дня в день он вставал у ограждения – молчаливый и независимый, и всем своим видом давал понять: он не признает за этим судом права его судить. Он вообще всегда презирал власти.

Боюсь, такая позиция может ему навредить.

Вот-вот объявят вердикт. Я впиваюсь пальцами в деревянную скамью. Пусть Маркуса отпустят, пусть ему не ломают жизнь! Такому человеку свобода важнее всего, тюрьма для него – страшное испытание.

Маркуса признали виновным в пособничестве самоубийству. Вердикт он выслушал с бледным застывшим лицом.

Его приговорили к пятнадцати месяцам заключения.

После заседания я замечаю Петера Ванхейнена и Роберта. Ее отец говорит:

– Какая-то пародия на правосудие. Не могу винить ни ее, ни Маркуса. Бедная девочка, как она, должно быть, боялась.

Роберт напыщенно отвечает:

– Она была слишком яркой звездой, Петер, а яркие звезды не светят долго.

И Петер тепло жмет ему руку.

Я смотрю на них, объединенных общей утратой и возвышенными чувствами, и злюсь: надо же так все извратить! Они словно забыли, что натворила Хейя перед смертью, сколько причинила нам горя. Это она украла Билли, это из-за нее Маркус отправится в тюрьму. И однако же трагедия смерти красивой женщины словно отсекает возможность всякого осуждения. Такова власть хорошенького личика.