Отныне и в Вечность

Карл Виддер со всей присущей ему скрупулезностью обработал оба "осмысленных" сигнала, сумевших пробиться сквозь все помехи магнитной бури, по его словам, в более или менее "пристойном" виде. Эти сигналы были настолько засорены помехами и так коротки, что и специалисты ЦПТМ тоже сочли их испорченными фрагментами не прошедших полностью больших передач. Зато чертов Карлуша, обладавший сверхъестественным чутьем на необычное, уловил в этих сигналах некую завершенность, что делало их совершенно не похожими на невнятные обрывки.

Основательно повозившись, Виддер сумел расшифровать сигналы, по какому случаю незамедлительно впал в ступор. Выйдя из оного, он с паническим визгом кинулся к Генрику.

Генрик только что вернулся с очередной встречи с Замом по режиму и Внутренней Безопасностью, которых он с упорством маньяка терроризировал своими садистскими прозрениями по поводу намерений мерзавца Изегрима вкупе с сэром генералом серого ордена. Оба деятеля не знали, на что решиться, как реагировать и реагировать ли вообще, пребывая по этому случаю в состоянии перманентного стресса, каковое состояние Генрик в них старательно и культивировал.

Карлуша Виддер, называемый Генриком – и не только про себя – исключительно "юным дарованием", ворвался в аквариум с жалобным блеянием.

Разобравшись в существе дела, Генрик со всей возможной унылостью вынужден был констатировать тот прискорбный факт, что основания для паники у подопечного "юного дарования" были, так сказать, самые основательные.

Результаты расчетов параметров, переданных базисными системами клонфильтра, со всей очевидностью показывали, что объект номер один находился в состоянии торможения, то есть попросту спал. Те же расчеты утверждали, что аналитические системы клонфильтра воспринимают это состояние всего лишь как пограничное с бодрствованием. Карлу это противоречие казалось абсолютно неразрешимым. Он делал отсюда вывод, что клонфильтр сломался, и в то же время неким непостижимым образом продолжал отслеживать состояние клона.

– Что-что-что такое с клонфильтром? – блеял он, глядя на шефа белыми от ужаса глазами и ожидая от него немедленных счастливых озарений, – что же это он, и в самом деле, не работает?.. он же включен – вот, смотрите, шеф, где-где-где же вычищенные фрагменты-то?

Генрик с ненавистью глядел на "юное дарование". Известие было не просто неприятное, а чреватое неприятностями, причем крупными. Заставить Карла наплевать и забыть было невозможно. То есть, одному этому гениальному кретину заткнуть пасть это бы, конечно бы, полпустячка. Но нельзя же предложить не вякать и помалкивать в тряпочку, целому отделу, тем более что – вне всякого сомнения – новость эта стала уже достоянием каждого сексота лаборатории. Умолчание было даже уже не просто чревато. Это как самому сунуть голову под топор.

– Что смотришь на меня, как дитяти на мамину сисю? – вызверился Генрик. – Давай сюда расчеты. В деталях давай, а не только выводы!

Расчеты были хороши. Экономны, красивы, местами даже изящны и трудны настолько, что самому Генрику приходилось чуть ли не напрягаться, чтобы проследить за ходом мысли даже по готовому решению. Особо не вдаваясь в подробности, Генрик довольно быстро усвоил самое главное – расчеты были точны. Противоречия, сформулированные в выводах отчета, как принято говорить канцелярским языком, "имели место быть".

Пришлось вернуться к самому началу и просмотреть их с предельной внимательностью. И вот тут-то Генрик уловил одну особенность, со всей очевидностью не учтенную аналитиками. Противоречие отнюдь не было неразрешимым. Идиоту Карлуше опять, как и в случае с фантом долгожителем, для окончательного правильного вывода не хватило одного малюсенького шага.

Во всем, что касается логических построений, гениальному придурку просто не было равных. Вцепившись в какую-то проблему, он не успокаивался, пока не высвечивал в ней прожектором своей незаурядной логики малейший затененный уголок. Но когда над горою фактов требовалось воспарить, когда, оттолкнувшись от этой горы, надо было сделать интуиционный прорыв в неведомое, этот барашек терялся, принимался в ужасе блеять и кидался к мамочке, роль которой отводил все тому же Генрику.

Клонфильтр был настроен на доминанту. Доминанта пронизывала всю мыслительную деятельность объекта. Она при торможении отключалась в самую последнюю очередь. И когда отключалась доминанта – только тогда, и никак не раньше – начиналось абортирование сознания в клонбоди.

Но в четвертой модели доминант было две.

Две!

Две, кррретины!

И для того, чтобы клонфильтр приступил к чистке, требовалось отключение обеих доминант.

Что же следовало из этого факта?