– Боюсь, что Вы ошиблись, – сказала Ана-Сурия, несколько ошеломленная таким напором. – Я не из Тмутаракани. Я родилась в Москве, а сейчас и вообще городская.
– Да? – дама споткнулась на полуслове и очень удивилась. – Вы уверены?.. Боже, что я несу? Простите меня. Значит, Вы не из наших мест?.. не тьмутараканка? Как же так, у Вас очень-очень знакомое мне лицо. А меня не хотят пускать к мужу. Конечно, в другое время я бы с огромным удовольствием погостила в Гнезде недельку – другую. Представляете, самые, что ни на есть, сливки общества, это вам не нувориши какие-нибудь, не гламур полублатной … ох, простите, я Вас, кажется, узнала, Вы…
– Тс-с, – прошептала Ана-Сурия, прижав палец к губам. – Я бы не хотела обращать на себя внимание. Мне не нужна излишняя гласность.
– Да-да, конечно, я понимаю… я знаю, я помню, Вы еще в старые времена порвали, так сказать, и примкнули к Зеленому движению демократическому. Я читала, я восторгалась, я ставила Вас в пример! Да. И вот теперь Вы проявляете скромность, Вы не хотите обращать на себя внимание, Вы не хотите почестей, хотя, разумеется, заслужили. Ах, как это благородно, как достойно! – с пылким чувством возглашала дама, прижав руки к груди. – Я просто счастлива, что моя ошибка, так сказать, позволила мне познакомиться с Вами лично! А некоторые еще болтают и с иронией относятся к аристократам. Когда я увижу своего благоверного, он у меня инт и жутко умный, но в чем-то все мужчины редкостные балбесы, Вы меня понимаете, не правда ли? Так вот, я все ему выложу про Вас и вообще, вот мы и посмотрим, что он тогда скажет!
Дама метнулась в сторону и растворилась в толпе, успев, однако же, послать ошеломленной Ане-Сурие на прощание длинную серию воздушных поцелуев.
– Энергичная дама, – скривился Гольденцвикс. – Она и в самом деле совершала все эти охотничьи подвиги? Врет, небось. Вообще-то, такая дурища может, но чтобы с одной сетью?
– Мы, азерки, девочки специфические. Она же вообще уралочка. Там за Сибором такой невысокий хребет, называется Кремень, за Кремнем сплошные леса и болота на добрых полторы тысячи километров. Урал. Центр этой провинции – Тмутаракань, вотчина барона Айно. Народ там даже по нашим, азерским меркам еще тот. Так что, как это Вам ни странно, можете не сомневаться. Точно не врет, это там в порядке вещей. Мы…
– Ты-то куда с калачным рылом в суконный ряд? Какие такие "мы"? Ишь, размыкалась! Тоже мне, азерочка. Ты вообще не человек. Ты всего-навсего ИОЧ. "Исполняющая обязанности человека", – и, придя в восторг от собственного остроумия, Гольденцвикс нервно хихикнул.
Ана-Сурия ухватила спутника под локоть, подсунулась к самому его лицу и с острым наслаждением спросила:
– Простите, сэр, Вам никогда не приходилось… э-э… садиться на ежа?
– Что? – ошеломился Гольденцвикс.
– Ну, как же? Каждая азерка, даже ИОЧ, знает, что голой задницей ежа пугать себе дороже. А если попробовать испугать золотой задницей?
– Что-о! – Гольденцвикс так резко выдернул свою руку, что Ана-Сурия даже покачнулась. – Врезать бы тебе сейчас в рыло, с-сучара!
– Кому, з-золотко? Я же просто ИО… к счастью, человека, а не задницы, пусть и золотой. И не надо скрежетать зубками. Поломаешь, придется золотые вставлять. И будешь тогда ты у нас бош со всех сторон золотой: и задница, и зубы… говоря по бошски, ты и гольденцвикс, ты и гольденцан – с.
Ана-Сурия резко отвернулась и пошла вперед. Внимание ее все время рассеивалось. Она жадно впитывала в себя настроение и, как бы это сказать, мироощущение толпы. Вхожу в роль? – удивлялась она себе. Так что объявление увидел, все-таки, Гольденцвикс. Чуть в стороне от больших караванов разнообразнейших средств передвижения, вокруг которых кипела и бурлила жизнь, стояла одинокая пассажирская платформа со светящейся надписью "Город".
Жестко ухватив Ану за руку чуть выше локтя, Гольденцвикс, воровато оглянувшись, показал на нее глазами.
Ана-Сурия кивнула и недовольно дернула рукой, пытаясь освободиться из железной хватки куратора.
– Я вижу, – сказала она недовольно. – Пошли.
– Тише, дура, – зашипел Гольденцвикс. – Это может быть ловушка.
– Какая ловушка, кретин! У тебя совсем крыша поехала? Кому ты нужен, такая… задница?
– Зато ты, лярва, нужна! – рявкнул Гольденцвикс. – Тебя, курву, тут ждут и будут тебе жутко рады.
– Я нужна, – согласилась Ана-Сурия, язвительность Гольденцвиксову презрительно игнорируя. – И отпусти ты, в конце концов, мою руку. Синяков наставишь.
Барон не нашел ничего лучше, чем заявить все с той же язвительностью:
– Эта рука не твоя. Она для тебя слишком хороша.
Ана-Сурия посмотрела на него чуть ли не с жалостью.
– Это не повод ставить на ней синяки. Ты, может, не догадываешься, но мужчины – настоящие мужчины, не педрилы и не садомазы – не любят на женщине таких украшений.
– С-сука! – с чувством выговорил Гольденцвикс, отпуская руку.
Ана-Сурия снова рассеянно кивнула.