Отон-лучник. Монсеньер Гастон Феб. Ночь во Флоренции. Сальтеадор. Предсказание

«Увы, — проговорил он, — так было суждено; сегодня вечером я расскажу тебе все».

IX

— Было около шести часов вечера; рыцарь и его супруга сидели на балконе. Беатриса чувствовала какое-то смутное беспокойство; рыцарь был печален. Супруги молчали, и глаза их сами собой обратились к излучине реки, откуда явился рыцарь в день своего поединка с Герардом. Вдруг на реке появилась точно такая же черная точка, как в тот памятный день, и на том же самом месте. Беатриса вздрогнула, рыцарь тяжело вздохнул. Оба были поражены неожиданным совпадением, оба подумали об одном и том же; глаза их встретились. На ресницах рыцаря дрожали слезы, взор его был так печален, что Беатриса, не в силах выдержать его, упала на колени.

«О нет, нет, друг мой, — вскричала она, — ни слова об этой тайне, раз нам придется так дорого за нее заплатить! Забудь о моей просьбе, и если ты не оставишь имени своим сыновьям — они пойдут отвагою в отца и сами завоюют себе имена».

«Послушай, Беатриса, — ответил рыцарь, — все, что происходит, совершается по воле Господа, а раз он позволил, чтобы ты спросила меня о том, о чем теперь спросила, это значит, что день мой настал. Я прожил с тобой девять лет, то были девять лет блаженства, равного которому не бывает в этом мире, и это куда больше, чем может выпасть на долю мужчины. Возблагодари Господа, как благодарю его я, и выслушай мой рассказ».

«Молчи, ни слова, — воскликнула Беатриса, — ни слова, молю тебя!»

Рыцарь простер руку к черной точке, которая по мере приближения становилась все отчетливей, и Беатриса узнала лодку, влекомую лебедем.

«Теперь ты видишь сама — час настал. — сказал рыцарь. — Так слушай, я раскрою тебе тайну, которой ты так давно исподволь стремилась овладеть. Я расскажу тебе то, о чем должен рассказать по первой твоей просьбе».

Зарыдав, Беатриса уронила голову на колени рыцаря. Тот глядел на жену с любовью и невыразимой грустью. Положив руки на плечи Беатрисы, рыцарь начал:

«Я сражался бок о бок с твоим отцом, Робертом Киевским и был другом твоего дяди, Готфрида Бульонского. Я граф Родольф Алостский, убитый во время штурма Иерусалима».

Вскрикнув, Беатриса подняла побледневшее лицо, и устремила на рыцаря блуждающий, полный ужаса взгляд. Она пыталась заговорить, но из уст ее вылетали лишь бессвязные звуки, подобные тем, какие вырываются порой у спящего человека.

«Да, знаю, — продолжал рыцарь, — то, что я сказал, кажется немыслимым. Но вспомни, Беатриса, я погиб на земле чудес. Господь явил для меня то же чудо, что сотворил некогда с дочерью Иаира и братом Магдалины. Вот и все».

«Боже, Боже, — вскричала Беатриса, поднимаясь с колен, — то, что вы говорите, невозможно!»

«Я думал, у тебя достанет веры, Беатриса», — отвечал ей рыцарь.

«Так вы Родольф Алостский?» — прошептала принцесса.

«Да, это так. Как тебе известно, когда Готфрид покинул войско, чтобы заехать за твоим отцом по дороге в Святую землю, он доверил командование войском своим братьям и мне. Он возвратился к нам настолько очарованным твоей юной красой, что всю дорогу лишь о тебе и говорил. Но если тебя Готфрид любил как родную дочь, то могу утверждать, что меня он любил как собственного сына. И теперь, после того, как он увидел тебя, единственным его желанием стало поженить нас. Мне было тогда двадцать лет, душа моя была чиста, точно у юной девы. Рассказы его о тебе воспламенили мое сердце, и я полюбил тебя так пылко, словно знал с детских лет. Мы так замечательно обо всем договорились, что Готфрид уже не называл меня иначе как племянником.

Когда погиб твой отец, я оплакивал его как родного. Умирая, он дал мне свое благословение и вновь подтвердил свое согласие на наш брак. С тех пор я считал тебя своей нареченной и воспоминания о неведомой невесте неотступно занимали мои мысли: в каждой молитве я повторял твое имя.

Мы подошли к Иерусалиму. Трижды штурмовали мы крепость, и трижды неверные отбивали наши атаки; последний штурм длился шестьдесят часов. Оставалось либо навсегда отказаться от мысли отвоевать Святой град, либо взять его теперь же. Готфрид приказал начинать новый штурм. Возглавив колонну воинов, мы повели ее вперед и по приставным лестницам бок о бок полезли на стену. Наконец, когда мы вскарабкались на стену, я уже поднял руку, чтобы ухватиться за зубец, как вдруг в воздухе сверкнуло копье и меня пронзила острая боль, по телу пробежала ледяная дрожь. Я прошептал твое имя и рухнул на спину, ничего более не слыша и не видя. Я был мертв.