ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

атласных жупанов, и уже попротирали их па спине панцирями; а эта модная длина,

точно исподницы, все это у них загрязнилось в нынешния ненастья; теперь, подрезав

жупаны, ходят кургузыми оборвышами. Они готовы скорее пропить, чем сберегать на

овес коню, да пить не на что“.

Несчастные шарпачи щеголи умирали под Жванцем сотнями от холода и голода,

хоть и не морили их обершты, как Немцев. Были в панском войске люди, которые

нашли бы возможность поднять на ноги жолнера, одушевить его и занять войною; но

король, окруженный такими же неспособными людьми, каким был сам, парализировал

всякую деятельность.

Скучное, подавляющее ненастъе прерывали изредка ясные дни, а безжизненное

уныние войска—какие-нибудь вести, привозимые пбдездами, или королевские планы,

беспрестанно менявшиеся. Наконец унылое войско стали оживлять радостные вести

из-под Сочавы, а потом и союзные силы, приходившие против Козаков и Татар, в

небольшом, однакож, числе. Короля занимала снова мысль о Турецкой войне,

унаследованная от несчастного Владислава. Ракочий поддерживал его 'завоевательные

фантазии. Вследствие соглашения с Ракочим, послал он одного посла в Стамбул, а

другого в Москву; но среди своих предначертаний был встревожен известием, что Орда

двинулась из-под Шаргорода на соединение под Баром с козаками. Панский лагерь

пришел в движение. По слухам, хан шел вдоль реки Бога из Латычева, а оттуда

спустился к Бару и взял в сторону к истокам Смотрича

.

393

Не думали паны, чтоб он осмелился к нпм приблизиться. Полагали, что Татары

постоят несколько времени на кочевьях и возвратятся в Крым. Но известие о появлении

Орды заставило рваться домой лаповую милицию, которую некоторые воеводства

прислали в замен посполитого рушения.

На эту, как ее называли, „ни к чему негодную сволочь", все панское войско

смотрело с презрением. Ей заплатили за четверть года по 100, по 150 и даже по 200

злотых на коня; но одна часть этого „мбтлоха", получив плату и за другую четверть

вперед, то-есть за август, сентябрь и октябрь, шла в лагерь так медленно, что, пока

пришла, четверть истекла уже, и, не видав лагеря, она возвратилась домой. Другие,

прибывши под конец четверти в лагерь, и услыхав теперь о приближении Орды, начали

дезертировать сперва по одиночке, а потом толпами, и панские подъезды грабили их

при встрече. Когда было получено донесение, что неприятель миновал Гусятин и

находится только в шести милях от лагеря, сендомирцы и другие милиционеры

двинулись через лагерный майдан табором. Их тотчас окружила обозная галастра и

начала грабить их возы. Завязалась такая битва, что сам гетман бросился унимать.

Несколько человек было убито, множество подстрелено, а десятка полтора очутилось

на виселице. Среди шума и смятения, остальных „упросили", и 8.000 лавовых

жолнеров осталось в лагере.'

Венгерское войско, пришедшее из-под Сочавы налегке, также рвалось домой.

Одетое по-летнему, оно сильнее других страдало от морозов. Король склонил его

остаться просьбами и обещанием по 2 талера еженедельно на голову.

Между тем хан, расположась под Гу сатином, запер коро* ля со всех сторон и

пресек подвоз аммуниции и съестных припасов. Король хотел было двинуться на Орду

комонником, оставив пехоту в таборе; но ему не советовали разделять войска. Совет

выслушал он с крайней досадой, и, однакож, последовал сму. Отдан был приказ

исправить валы и готовиться к отражению неприятеля.

Но продолжать войну, как писал Гулевич от 26 октября, было не с кемц а от 29-го

сообщали в Варшаву, что настоящего (pewnego) войска нет у короля больше 14.000, „да

и те" (продолжал вестовщик с отчаяньем), „вырыв Немцам могилу, сами себя

засыплютъ". .

Ночью 29 октября привел подъезд мужика, которого Орда

50

т. III.

394

.

поймала в поле, вложила ему в сапог письмо, примчала в ВО коней к польской

стороже и ускакала обратно.

Письмо было от ханского визиря к коронному канцлеру, и написано, против обычая,

по-польски. Визирь осведомлялся о своем слуге, Фетаке, не попал ли он в руки

жолнеров и, под этим предлогом, будто бы без ведома хана, советовал, чтобы король—

или переговорил с ханом, или „дал ему поле“, вместо того, чтобы сторожить чужия

границы, рыться в земле по закоулкам, ждать и смотреть, как его собственное

государство будет грабить Орда. Он припомнил Зборовские и Белоцерковские пакеты,

и прибавил, что если козаки провинились, то король был обязан донести хану, а главное

—уплачивать правильно гарач.

Письмо визиря было получено в 2 часа ночи, и, однакож, немедленно созвали

военную раду. Визирю отвечали, что хан не должен мешаться между государя и

подданных, если, вместо подарков, не хочет получить чего-нибудь такого, как под

Берестечком; но хана готовы встретить и боем, и переговорами, если он смеет и желает.

Слуга визиря, Фетак, находился в плену у коронного маршала, Любомирского; и

Любомирский писал к визирю, якобы частным образом, что готов возвратить пленника.

В ответ на это письмо, хан писал к Любомирекому, называя его милым другом

своим, выражал готовность к миру, обещал прислать к нему послов и подарок, яко

человеку, при королевском дворе всемогущему.